«Драма на болоте» или Театральный детектив

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

АКТЁР, Вечный актёр, вроде Агасфера, может присутствовать невидимо в любой из сцен и комментировать происходящее, а можно и без него обойтись.

Ермолина Гликерия Ивановна, ведущая и старейшая артистка театра.

Лютиков Владимир Иванович, главный режиссер театра, директор и   театральный педагог.   

 Бередилин Аркадий Евгеньевич, актер.

Перлов Владислав Варламович, актер.

Нина Чайкина, жена Перлова, актриса.

Гранатова Зинаида Семеновна, актриса.

Костя Белкин, молодой актер.

Валентина Кузьминична, заведующая труппой и помощник режиссера.

Степаныч,  молодой рабочий сцены.

Яныч, рабочий сцены.

Следователь.

Петрович, помощник следователя

Тетя Нюша, уборщица.

Мужчина.

Женщина.

Лена, жена Степаныча

Девушка.

Женщина-врач.

Первый полицейский

Второй полицейский

Константин Угаров.

 Санитары, актеры, привидения, народ, пришедший на панихиду.

 Действие происходит на сцене театра.

 Пролог

За занавесом слышен стук молотка, что-то прибивают. Слышен приглушённый голос Валентины Кузьминишны: «Поторопитесь! Начинаем второй акт!» Голос Яныча: «Сейчас, сейчас!» Молоток стучит быстрее. По залу пробирается АКТЁР (На нём хитон и плащ. Так одевались актёры древнегреческого театра)

 АКТЁР (поднимается на сцену) Кажется, никто не заметил. Приходится иногда появляться на людях в таком вот виде. Другого костюма у меня, увы, нет. Да он мне и не нужен. Скажу вам по секрету…. Только это между нами. Больше никому! Обычно я – невидим. (Пауза) Да, трудно поверить, но… Это правда! Hoc est verum. Я призрак, фантом, вечный актёр, вынужденный как Агасфер скитаться по земле до второго пришествия. Из века в век, из страны в страну, из театра в театр. Последние двести лет я живу в этом театре и должен вам признаться, что….

За занавесом – страшный грохот. Видимо уронили что-то большое и тяжёлое.

 АКТЁР. Ко второму акту готовятся.

АКТЁР подходит к занавесу, прислушивается. Голос Валентины Кузьминишны: «Уберите немедленно отсюда этого пьяницу!» Слышно что-то волокут. Затем тишина.

 АКТЁР. Тсс… Кажется, пора начинать. Итак, начинаем второй акт! Предполагается, что первый вы уже видели.

АКТЁР даёт знак рукой. Звучит музыка. Открывается занавес.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

 Занавес раздвигается. Зритель видит место действия: болото в лесу, пеньки и кочки. На фоне театрального задника, на котором с фотографической точностью изображены лес, поле и «дали», стоят два человека в черном, с пистолетами в руках. Это артист театра  КОНСТАНТИН УГАРОВ (в роли Владимира)   и главный режиссер театра   ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ЛЮТИКОВ (в роли Евгения Петровича).  На сцене также находятся: артист  БЕРЕДИЛИН, (исполняющий  роль доктора Муржикова) и двое артистов, играющих секундантов. Идет спектакль по пьесе Лютикова «Драма на болоте».

Сцена дуэли:«  Евгений Петрович и Владимир поднимают пистолеты и целятся друг в друга. Стреляют. Владимир падает. Доктор Муржиков и один из секундантов подбегают к нему. Муржиков проверяет пульс, слушает сердце, прислонив ухо к груди упавшего.

МУРЖИКОВ.  Кажется, готов.

За сценой раздается далекий истошный женский крик: «Володя-а-а! Володечка-а-а!

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ.  О, боже, кажется это Наталья Павловна.(Смотрит из- под руки.) Ну, да, это она! Откуда она узнала? Кто сказал?

МУРЖИКОВ.  Не я, клянусь вам!

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ  Ладно, сейчас нет времени это выяснять. (Показывает на лежащего.)  Поскорее отнесите его в карету и увозите! Немедленно!.. Меня не ждите.

Двое секундантов поспешно поднимают упавшего и уносят.  

 МУРЖИКОВ.  Мне, может быть остаться с вами, Евгений Петрович?

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ.  Нет! Вы тоже уезжайте. Я сам ей все объясню.

МУРЖИКОВ.  Ну, как знаете, как знаете.

Муржиков поспешно уходит. Слышен шум отъезжающей кареты. Немного погодя, на сцену вбегает молодая женщина в кружевной шали. Это Наташа, жена только что убитого Владимира. Она бежала, запыхалась.

НАТАША. Володя! Где Володя?

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ. Его здесь нет. И не было. А что случилось, Наталья Павловна? Что вы так всполошились?

НАТАША.  Боже мой, сердце сейчас выскочит… Мне сказали… Мне сказали, что вы и Володя…  Боже мой!… (Плачет.)

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ  (подходит к ней, обнимает за плечи, поправляет шаль.) Ну, что вы, дорогая Наталья Павловна.… Не надо плакать, успокойтесь и расскажите мне, что случилось.

НАТАША (сквозь слезы.) Мне подбросили под дверь записку.… Вот… (Разжимает ладонь – в ней смятая записка.)

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ.  Вы позволите? (Берет записку, читает.) «Спасайте вашего  мужа… Дуэль… на болоте…» Так-так. Все ясно. Кто-то пошутил.

НАТАША.  Пошутил?

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ.  Вы же видите: ничего такого не произошло. Я гулял здесь в полном одиночестве,  увидел ворону и подстрелил ее – вот и все. Ну, вытрите слезки, пожалейте свои прекрасные глазки. Ну, вот так, хорошо. Посмотрите, какая кругом красота! (Показывает на нарисованный задник.) Какие просторы!

НАТАША (всхлипывая.) Вы, в самом деле, не стрелялись?

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ.  Конечно, нет. Что за глупости! Взгляните вокруг –

Разве можно стреляться в таком месте? Чуден мир!.. Даже здесь, на болоте. Вечно живая матушка природа! Наш кумир, наш бог! Наш… Наташа, я люблю вас.

НАТАША.  Вы с ума сошли!

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ.  Если вы не согласитесь стать моей женой то…»

Из-за кулис Бередилин зовет громким шепотом: «Владимир Иванович! Владимир Иванович!» Лютиков перестает играть, смотрит в кулису, откуда доносится шепот.

БЕРЕДИЛИН (высовывается из—за кулис, зовет.) Владимир Иванович! Владимир Иванович!

ЛЮТИКОВ (в замешательстве.) Что вы, с ума сошли?

БЕРЕДИЛИН.  Скорее! Идите сюда!.. Владимир Иванович!

ЛЮТИКОВ (Бередилину, громким шепотом.) Немедленно уйдите со сцены! (Нине. Играет.) Да! Уважаемая Наталья Павловна, не хотите ли вы немного прогуляться? (Тянет ее в кулису.) Идемте, идемте… Я вас провожу. (Уходят.)

АКТЁР (на авансцене) Похоже, finite la comedia.

Из-за кулис слышится довольно громкий взволнованный разговор, голос Лютикова и Бередилина: «Костя! Костя! Очнись!.. Приди в себя!.. Что вы стоите, вызывайте скорую! Немедленно!», потом тишина и женский крик: «А-а-а!» Лютиков выбегает из-за кулис.

 ЛЮТИКОВ (зрителям.) Простите, товарищи… Господа! Нет ли среди вас врача? Я прошу вас. Врача, фельдшера, медсестру… кого-нибудь! Пройдите, пожалуйста, за кулисы. Что?.. Врача нет, да?.. Я вас не разыгрываю. У нас, в самом деле — несчастье! Артист, который только что играл здесь перед вами… Костя Угаров… Он играл роль Володи. Ему нужна медицинская помощь. Мы уже вызвали «скорую», но… (Кричит в кулису.) Валентина Кузьминична, дайте занавес! (Зрителям.) Простите, на сегодня спектакль отменяется!

Занавес дергается и продвинувшись на несколько сантиметров, замирает.

 ЛЮТИКОВ. Валентина Кузьминична, вы что, не слышите меня? Я просил дать занавес!… Валентина Кузьминична!

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА (из-за кулис.) Владимир Иваныч, заело! Не закрывается! Кнопка не работает.

ЛЮТИКОВ. Закрывайте вручную! (Зрителям.) Товарищи.., господа, простите…, расходитесь. Я умоляю! Деньги за билеты вам вернут. Завтра в кассе.… Пожалуйста, покиньте зал! Вы же слышали — у нас неприятность. Спектакль отменяется! Расходитесь! Убедительно вас прошу! Умоляю! Валентина Кузьминична, дайте, наконец, занавес!

В зал неожиданно входят двое полицейских, в черных масках.  

  ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ.  Всем оставаться на местах! Стреляем без предупреждения! ( Лютикову.) Руки вверх! Обыскать его!

ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ обыскивают Лютикова и надевают на него наручники.

 ЛЮТИКОВ. Что вы делаете? В чем дело? Вы меня с кем-то путаете. Я – главный режиссер театра.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА (выходит на сцену.) Владимир Иванович, заело!… ( Видит вооруженных людей.) Ой!… ( Поднимает руки верх, крутит головой, ничего не понимая.)

ЛЮТИКОВ.  Это – беспредел! Я буду жаловаться на вас. Вы еще пожалеете об этом!

 В зал входит женщина — врач и двое санитаров с носилками.

 ЖЕНЩИНА-ВРАЧ. Где пострадавший?

ЛЮТИКОВ.  Здесь! Идите сюда!

БЕРЕДИЛИН (выбегает из-за кулис, машет рукой.) Сюда, сюда, пожалуйста!.. Поскорее.… Ох!.. (Убегает.)

Женщина-врач и санитары проходят за кулисы, Бередилин следом за ними. Валентина Кузьминична по-прежнему стоит с поднятыми вверх руками.

 ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ.  (Лютикову). Следуйте за нами.

ЛЮТИКОВ. Куда? Я никуда с вами не пойду! Это беззаконие!

Один из милиционеров легонько подталкивает Лютикова к выходу со сцены.

 ЛЮТИКОВ (кричит). Не прикасайтесь ко мне! Я буду жаловаться! ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Иди – иди, гражданин.

ЛЮТИКОВ. Товарищи! Вы видите, что происходит? Это произвол! Вызовите кто-нибудь  полицию!

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Уже вызвали.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА. Владимир Иванович, куда вы? А спектакль как же?

ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ.  Спектакль окончен, гражданочка.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Почему окончен? …

Лютикова выводят из зала. Двое санитаров несут носилки с убитым Костей Угаровым. За ними семенит женщина-врач. Валентина Кузьминична смотрит на все широко открытыми глазами и падает в обморок. Нина Чайкина, в костюме Натальи Павловны и кружевной накидке, провожает носилки до края сцены. Когда дверь за санитарами закрывается, она поворачивается и уходит за кулисы. С противоположной стороны появляется СЛЕДОВАТЕЛЬ. Он видит лежащую Валентину Кузьминичну, подходит к ней, наклоняется и проверяет пульс, слушает сердце. Валентина Кузьминична открывает глаза, видит следователя и начинает визжать и махать руками.

 ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА. И-и-и! Не трогайте меня! Не прикасайтесь ко мне!.. Не трогайте!.. Что я вам сделала? И-и-и!… Оставьте меня в покое! Уберите руки!… И-и-и!…

 Следователь молча смотрит на нее и скрывается в кулисе. На крик Валентины Кузьминичны прибегают  актер Бередилин, актриса ГРАНАТОВА  и двое рабочих сцены СТЕПАНЫЧ  и ЯНЫЧ.

 БЕРЕДИЛИН. Валентина Кузьминична, что с вами?

ГРАНАТОВА. Ты чего, Валечка?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА. ( Садится на пенек.) Ой!.. Ужас!.. Я открываю глаза, — а он смотрит на меня, трогает вот здесь… (Показывает на шею.) Такой страшный! ( Пытается подняться. Бередилин и Гранатова ей помогают. Валентина Кузьминична видит рабочих.) Ах, вот вы где, бездельники! Почему во время спектакля вас нет на сцене? У меня кнопка не работает, а вас – нет!

ЯНЫЧ. Мы в буфете были. Там трансляцию кто-то выключил.

СТЕПАНЫЧ. У нас во втором акте нет ни одной перемены. А задник этот Юрка должен поднимать.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА. Что Юрка! Где твой Юрка? Он уже с утра премьеру отметил – в бутафорской отсыпается!

СТЕПАНЫЧ. Мы не знали. Он репетировал…

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА. Ладно, нечего оправдываться!

ЯНЫЧ. А что, спектакль уже того… кончился?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА. Спектакль?.. ( Вспомнив, опять садится на пенек и начинает причитать.) Ой, кончился, ой, кончился, ой-ей-ей-ей-ей!..

Рабочие в недоумении переглядываются и идут поднимать задник и убирать пеньки.

ГРАНАТОВА.  А и в самом деле…(Бередилину.) Аркаша, объясни, что происходит.

БЕРЕДИЛИН.  Костю убили.

ГРАНАТОВА.  Как убили? Кто убил?

Валентина Кузьминична перестает причитать.

 БЕРЕДИЛИН.  Владимир Иванович убил. Из деревянного пистолета.  ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Мамочки мои, что делается!…

ГРАНАТОВА.  Аркаша, ты ничего не путаешь? Фантастика какая-то!…Ничего не понимаю!…

БЕРЕДИЛИН.  Я сам ничего не понимаю. Скоро должен приехать следователь.

СЛЕДОВАТЕЛЬ (появляется неожиданно вместе со своим помощником).   Я уже приехал. (Помощнику.) Петрович, ты тут займись…

ПЕТРОВИЧ.  Ага. (Не обращая ни на кого внимания, начинает что-то измерять, записывать. То уходит, то возвращается.)

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА (показывая на Следователя.)  Это он, это он! ( Прячется за Бередилина.)

БЕРЕДИЛИН.  Валентина Кузьминична, перестаньте устраивать представление. Идите к себе и пейте чай!

Валентина Кузьминична послушно уходит.

 СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Здравствуйте.

БЕРЕДИЛИН и ГРАНАТОВА.  Здравствуйте!

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Вы не могли бы мне рассказать подробно, как все произошло?

ГРАНАТОВА.  Я лично ничего не знаю. Ничего не видела, ничего не слышала. Моя гримерная в конце коридора. Я вышла, простите, из туалета, слышу – визг. Думаю: странно, что-то я не помню такой сцены. Прибегаю, смотрю: Валентина Кузьминична – на полу, спектакль не идет, а зритель гуляет по залу. Я совершенно обалдела, а Аркаша говорит: —  «Убили Костю. Владимир Иванович убил».

СЛЕДОВАТЕЛЬ (Бередилину.)  Вы видели, как это произошло?

БЕРЕДИЛИН.  Ну, да, видел. Это все видели, все зрители.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Расскажите, пожалуйста, поподробнее, что помните.

БЕРЕДИЛИН.  А что помню?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Ну, что-нибудь помните?

БЕРЕДИЛИН (неуверенно.)  Ну, да…

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Вот это и расскажите.

БЕРЕДИЛИН.  Хорошо. Я попробую. Только странно все это. Как-то не верится…

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Ничего-ничего. Я привык к странностям.

БЕРЕДИЛИН.  Ну что ж, начну сначала. Значит, дело было так… (Задумывается.) Я в этом спектакле играю доктора Муржикова. Роль у меня не большая, но очень выигрышная. Знаете, такой интеллигентный человек, страдающий от филистерского окружения, тайно влюбленный в жену своего друга. Правда, про мою любовь в пьесе ничего не сказано, но мы с Владимиром Ивановичем, с нашим режиссером, которого забрали в милицию.., придумали, что Муржиков влюблен, но искусно скрывает от окружающих свои чувства. Я сочинил целых пять внутренних монологов на тему любви, мы долго их репетировали.… Да…Вам, конечно, это непонятно, но, между прочим, это безумно сложно – держать внутренний монолог! Не каждый это умеет делать. Но приходится стараться. Тем более, что Владимир Иванович любит вдруг во время репетиции крикнуть актеру: «Огласите ваш внутренний монолог!» И если у тебя его нет – то тут такое начинается! Небу жарко. Да… (К ним подходит Петрович.) Но вам, наверное, это не интересно?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Почему же. Я сам когда-то в самодеятельности занимался.

ПЕТРОВИЧ.  А что за спектакль вы сегодня играли?

ГРАНАТОВА.  «Драма на болоте».

ПЕТРОВИЧ (записывает.) «Драма на болоте…»

ГРАНАТОВА.  Лирическая трагедия в двух действиях.

БЕРЕДИЛИН.  Да. Владимир Иванович сам ее сочинил. Специально для юбилея театра. Знаете, в этом году нашему театру исполняется двести двадцать пять лет!

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Да? Поздравляю!

ГРАНАТОВА и БЕРЕДИЛИН.  Спасибо!

 БЕРЕДИЛИН.  Так вот, отыграли мы первый акт – ничего, все нормально, зритель сидит смирно, слушает.  Ничего подозрительного не слышится и не наблюдается. Антракт проходит как всегда. Играем второй. Сцена дуэли. У меня там хороший кусок, очень выигрышная сцена – я уговариваю главных героев помириться. (Увлекается собственным рассказом и начинает показывать, как он играл.) Я умоляю, заклинаю, падаю на колени (падает на колени), но все напрасно, они непреклонны. «Что ж, — говорю я (встает с колен), —  творите свое черное дело!» И отхожу (отходит), а потом делаю так… (показывает).

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Значит, во время убийства вы находились здесь?

БЕРЕДИЛИН.  Да. Кажется, здесь. Может быть, чуть-чуть правее.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Хорошо. А где стояли дуэлянты?

БЕРЕДИЛИН.  Владимир Иванович стоял здесь ( бежит на то место где стоял Лютиков ), а Костя – здесь. ( Перебегает на то место, где стоял убитый Костя, и где сейчас стоит Петрович и что-то записывает. Петровичу.) Подвиньтесь, пожалуйста. (Смотрит под ноги.) Что это?

Следователь и за ним Гранатова подходят. Смотрят.

 СЛЕДОВАТЕЛЬ.  По-моему это кровь.

ПЕТРОВИЧ (подтверждая.)  Кровь, кровь.

ГРАНАТОВА.  Ужас!.. Меня тошнит. ( Убегает.)

БЕРЕДИЛИН.  Похоже на кровь.… Но этого не может быть!

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Почему?

БЕРЕДИЛИН.  Потому что и у того, и у другого в руках были обыкновенные бутафорские пистолеты, ненастоящие, понимаете, из них вообще никого убить невозможно! Пойдемте, я вам их покажу.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Пойдемте.

БЕРЕДИЛИН.  Знаете, что я сейчас подумал?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Что?

БЕРЕДИЛИН.  Может быть, в то время, когда они делали вид, что стреляют друг в друга из пистолета, кто-нибудь из зала, из ложи или из-за кулис выстрелил в Костю из настоящего пистолета?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Возможно.

БЕРЕДИЛИН.  Знаете, я смотрел по телевизору фильм, не помню названия, где именно так все и было!

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы думаете, что у кого-то  были причины стрелять в актера?

ПЕТРОВИЧ.  Вы кого-то  подозреваете?

БЕРЕДИЛИН. Да нет, я ни кого не подозреваю. Я просто рассказываю вам, как было в кино… Я сейчас. Сбегаю к реквизиторам за пистолетами. (Уходит.)

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Петрович, ты уже выяснил, кто вызвал милицию?

ПЕТРОВИЧ.  Думаю, что не скоро удастся ответить на этот вопрос положительно.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Почему?

ПЕТРОВИЧ.  По свидетельству очевидцев, убийство произошло примерно в двадцать часов, десять минут, а  звонок в милицию поступил в девятнадцать часов, пятьдесят три минуты. Значит, кто-то  вызвал милицию еще до того, как  произошло убийство.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Ничего себе. … Выходит, что кто-то  знал, что должно произойти убийство и пытался его предотвратить …

ПЕТРОВИЧ.  Но этот «кто-то» навряд ли захочет объявиться в ближайшее время. Это первое. Второе: по моим расчетам выстрел был произведен примерно с того места, где стоял задержанный, но пуля нигде не обнаружена. Я звонил в морг – на трупе ее тоже нет. Задержанный клянется, что в руках у него был деревянный бутафорский пистолет. Это же подтверждают и свидетели.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Да… Сплошные загадки… Что ж, пойдем, посмотрим на эти чудо пистолеты?

ПЕТРОВИЧ.   Да-да. Идемте.

Уходят. Поднимается задник с «далями», обнажая внутренность сцены. Выходит уборщица ТЕТЯ НЮША с ведром и шваброй, смывает пятно крови. Появляются двое рабочих сцены Яныч и Степаныч. Они заканчивают убирать пеньки и кочки.

 ТЕТЯ НЮША.  Ну что, доигрались? Человека убили! Изверги!

ЯНЫЧ.  А мы то тут причем?

ТЕТЯ НЮША.  Причем! Вы тоже в этом грехе участвуете – на них работаете, людям голову морочите, обманываете… Я-то всегда говорила, что театр этот до добра не доведет – и вот вам!… Разбойники! До покойника доигрались!

СТЕПАНЫЧ.  Так и вы тоже в театре работаете, тетя Нюша.

ТЕТЯ НЮША.  Работаю, потому что у меня пенсия маленькая. А театр этот я не люблю – век бы его не видела. Грех один! Намажут морды, как … и ходют, людей смешат.… А мне убирай потом за ними. Бездельники!   (Уходит.)

ЯНЫЧ.  Тетя Нюша – в своем репертуаре.

СТЕПАНЫЧ.  Действительно, не понятно, кому понадобилось убивать Костю? Да и за что? Он и из театра-то не выходил. Все репетировал. Кажется, жил человек – никому не мешал,… и что такое вдруг случилось? Непонятно.

ЯНЫЧ.  Да ладно тебе голову ломать! Мы-то тут причем?.. Убили – и убили. Чего на свете не бывает!

СТЕПАНЫЧ.  Артиста-то за что убивать?

ЯНЫЧ.  Время сейчас такое. Всех убивают. Ты вон по телевизору посмотри, что делается!

СТЕПАНЫЧ.  В гробу я видел твой телевизор!

ЯНЫЧ.  Ну а чего раскисать-то? Рано или поздно все там будем. Пойдем, опрокинем  по стопарику за помин души, да я домой пойду. Сегодня футбол.

СТЕПАНЫЧ.    Не хочется. Что-то настроения нет.

ЯНЫЧ.  Ну ладно. Нет, так нет. Я не настаиваю. Тогда по домам?

СТЕПАНЫЧ.  Ты иди, Яныч, а я здесь в ложе заночую. На вахте скажешь, что я уже ушел.

ЯНЫЧ.  Чего, опять с женой поругался?

СТЕПАНЫЧ.  С тещей.

ЯНЫЧ.  Ну, теща – это серьезно!.. А не боишься?

СТЕПАНЫЧ.  Чего?

ЯНЫЧ.  Говорят, здесь по ночам привидения разгуливают.

СТЕПАНЫЧ.  Чего? ( Озирается по сторонам. На сцене становится темнее.)

ЯНЫЧ.  Ну вот, видишь, сейчас и появятся.

СТЕПАНЫЧ.  Да, ладно тебе, скажешь тоже.… Какие привидения! Двадцать первый век на носу!

ЯНЫЧ.  Всякое бывает. Может они и прибили нашего Костю.

СТЕПАНЫЧ.  Ага! Мели, Емеля, твоя неделя!

ЯНЫЧ.  Ладно, не боись. Пойдем, хоть чаю попьем что ли. ( Уходят.)

 В глубине сцены появляется женщина в черном бархатном платье. Шляпа, кружевная накидка, перчатки; в руках старомодный ридикюль. Идет не спеша и останавливается на авансцене. Некоторое время молча смотрит в зал. Оглядывается по сторонам. Это – старейшая актриса театра  ГЛИКЕРИЯ ИВАНОВНА ЕРМОЛИНА.

 ЕРМОЛИНА.  Странно. Никого нет. Пусто. ( Читает, а может быть играет отрывок из спектакля Нины Заречной) « Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, —  словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли.… Уже тысячи веков как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бледная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах… Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно».

АКТЁР. Страшно, страшно, страшно.

ЕРМОЛИНА. Это опять вы? Помню, как вы меня напугали в первый раз. Ну, как поживаете, вечный и бессмертный проповедник правды и справедливости? Всё ещё «служите святому искусству»?

АКТЁР. Я должен.

ЕРМОЛИНА. Неужели за всё это время вы ни разу не разочаровались, не усомнились…

АКТЁР (перебивает её). А вы?

ЕРМОЛИНА. Я не знаю.

АКТЁР. Врёте. Разве вы не видите, что всё напрасно, что жизнь жестока и беспощадна. И ничего нельзя с этим поделать. Вы просто боитесь увидеть, какая ничтожная и отвратительная эта жизнь! (Декламирует). «Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто!»

ЕРМОЛИНА. Что это с вами сегодня?

АКТЁР. Все вы боитесь страданий. А как же «Per aspera ad astra»? «Через тернии – к звёздам!» Ха-ха!  Какие красивые слова! Красивые слова – это наш хлеб, не правда ли?

ЕРМОЛИНА. Перестаньте! Ещё недавно вы мне говорили о том, прекрасна жизнь!

АКТЁР. Ха-ха! И вы поверили словам актёра?

ЕРМОЛИНА. Тогда сегодняшним вашим словам я тоже не поверю, хорошо?

АКТЁР исчезает.

Непонятно, что же произошло? Наверное, у меня отстают часы.

На сцену выбегает Нина Чайкина. Она уже переоделась. За ней – ее муж, актер театра ВЛАДИСЛАВ ПЕРЛОВ.

 ПЕРЛОВ.  Нет, ты не увиливай. Я требую объяснений!

НИНА.  Мне нечего тебе объяснять.

ПЕРЛОВ.  Нет, постой! Что значит «нечего объяснять»? Ты, моя жена, позоришь меня перед всем коллективом. При мне, при родном муже, на глазах у всей труппы рыдаешь на груди другого мужчины и тебе нечего объяснять?

НИНА.  Он же умер!

ПЕРЛОВ.  Ну и что? Я тоже могу умереть.

НИНА.  Но ведь ты жив.

ПЕРЛОВ.  А  ты бы хотела, чтобы я умер вместо него?

НИНА.  Боже мой, Владик, ты думаешь, что говоришь?

ПЕРЛОВ.  Я что, по-твоему, должен смотреть на все это сквозь пальцы?

НИНА.  Как хочешь, так и смотри.

ПЕРЛОВ.  Что ж, тогда я … Я требую у тебя развода. И немедленно!

НИНА.  Хорошо.

ПЕРЛОВ.  Ты что, с ума сошла? У нас ребенок… Ты понимаешь? Или из-за него ты совсем потеряла голову? ( Нина не отвечает.) А что скажет на это моя мама? Ты об этом подумала?

НИНА.  Мне все равно. ( Уходит.)

ПЕРЛОВ.  Нина, постой! Вернись сейчас же! Кому я говорю!!.. ( Замечает Ермолину.) Простите, Гликерия Ивановна, я не знал, что вы здесь. Здравствуйте. Добрый вечер. Правда, для меня он не очень добрый, но все равно здравствуйте и простите.

ЕРМОЛИНА.  Прощаю. Только объясните мне, ради Бога, что здесь происходит? Почему не идет спектакль? У меня в репертуарном листе написано… (Достает из ридикюля репертуарный лист.) Вот. Сегодня, пятнадцатое декабря – «Драма на болоте». Премьера. Или я все перепутала и сегодня не пятнадцатое декабря?

ПЕРЛОВ.  Да нет, пятнадцатое.

ЕРМОЛИНА.  А где же тогда «Драма на болоте»?

ПЕРЛОВ.  Ох, Гликерия Ивановна.… Неужели вы ничего не знаете о том, что здесь произошло?

ЕРМОЛИНА.  Ничего не знаю, голубчик. Что же здесь произошло?

ПЕРЛОВ.  Ох, лучше не спрашивайте.

ЕРМОЛИНА.  Да ведь я уже спросила, так говорите.

ПЕРЛОВ.  У нас ЧП. Только вы, пожалуйста, не волнуйтесь, ладно?

ЕРМОЛИНА.  Хорошо, не волнуюсь.

ПЕРЛОВ. А то с вами что случится, а мне потом отвечать.

ЕРМОЛИНА.  Об этом не беспокойтесь. Я столько ЧП пережила в своей жизни, что меня уже ничем не прошибешь. Говорите, не бойтесь.

ПЕРЛОВ (помолчав.) Вобщем, кратко звучит так: во время спектакля Владимир Иванович застрелил Костю. Прямо во время сцены «дуэли». Из деревянного пистолета. Владимира Ивановича забрали в милицию, а Костю увезли в морг. Кроме того, выяснилось, что моя жена Нина безумно любит этого Костю и собирается со мной развестись.

ЕРМОЛИНА.  Что ж, этого следовало ожидать.

ПЕРЛОВ.  Как «следовало ожидать»?.. Значит, все давно все знали, и только один я оставался в неведении!

ЕРМОЛИНА.  О чем вы?

ПЕРЛОВ.  О Нине. Она любила Костю, и все знали об этом, а я один… ходил в дураках!

ЕРМОЛИНА.  Да что вы говорите! По-моему, никто ничего не знал. Я сама впервые слышу об этом из ваших уст.

ПЕРЛОВ.  Тогда почему вы сказали, что «этого следовало ожидать»?

ЕРМОЛИНА.  Это я не о вас сказала, а совсем о другом.

ПЕРЛОВ.  О чем же?

ЕРМОЛИНА.  К вашей семейной жизни это не имеет никакого отношения.

ПЕРЛОВ.  Да? В самом деле?.. Ну, говорите, говорите, выкручивайтесь!

ЕРМОЛИНА.  Хорошо, выкручиваться так выкручиваться. Только сначала надо закрутиться. Держите, да покрепче! ( Отдает ему конец своей шали, сама берется за другой.) Натянем, как следует, а потом — закрутимся! ( Заворачивается в шаль и оказывается в объятиях Перлова.) Господин Перлов, вы очень милый молодой человек!

ПЕРЛОВ.   Да?

ЕРМОЛИНА.  Да. Но, скажу вам по секрету, зануда и ревнивец, каких свет не видывал. Ну вот, — вы обиделись. А мои слова «этого следовало ожидать» действительно не имеют к вам с Ниной никакого отношения. Они сказаны о Владимире Ивановиче. Я всегда ждала, что рано или поздно, деревянный пистолет в руках Владимира Ивановича начнет стрелять и разить всех подряд, направо и налево, до тех пор, пока не опустеют подмостки и зрительный зал. И тогда в мире воцарится навеки один Владимир Иванович с его деревянной «правдой жизни» в руках. На земле воцарится тьма и засвищет вьюга, а он будет расстреливать последних, случайно оставшихся в живых голодных волков и кричать на них: «Конфликтуйте! Конфликтуйте!» И до тех пор он будет это делать, пока один из них, изловчившись, не проглотит Владимира Ивановича целиком, вместе с его деревянной «правдой жизни». А потом этот бедный волк долго будет мучиться несварением желудка. Да, я ему не завидую.

ПЕРЛОВ.  Вы все шутите, Гликерия Ивановна, а мне что-то совсем тошно.

ЕРМОЛИНА.  Мне кажется, что я вовсе и не шучу.

ПЕРЛОВ.  Но, помилуйте, из деревянного пистолета никого убить нельзя, и как можно даже пытаться предполагать такое! Впрочем, мне все равно. У меня рушится семья. О, если бы я узнал об этом раньше, — я задушил бы его своими собственными руками!

ЕРМОЛИНА.  Кого?

ПЕРЛОВ.  Костю. Я потребовал бы у него удовлетворения! Я вызвал бы его на дуэль!.. Впрочем, поздно об этом мечтать – его уже нет.… Вот она – наша жизнь! Еще только каких-то полтора часа назад человек и не думал умирать. Вдруг – бац! – и все, уже там. Даже и сам не заметил. Думает, наверное, сейчас: «где это я?» и «как это я сюда попал?» Ему хорошо – все проблемы позади. А я вот мучайся теперь здесь и, между прочим, благодаря ему, решай вопросы «кто виноват?» и «что делать?»… Виноват, конечно, он. Он всегда держался этаким непризнанным гением, а женщины таких любят. Особенно такие женщины, как моя Нина.

ЕРМОЛИНА.  Костя действительно был талантлив и очень любил театр.

ПЕРЛОВ.  И мою жену.

ЕРМОЛИНА.  Да перестаньте вы, наконец, ревновать, Владислав Варламович! Простите, но вы действительно ведете себя как самый настоящий зануда. Будь я на месте вашей жены – я бы давно от вас сбежала. Простите, говорю, что думаю!

ПЕРЛОВ.  Прекрасно. В таком случае, я удаляюсь. Но знайте, что…(Декламирует.) «Есть и Божий суд, наперсники разврата! Есть грозный суд. Он ждет! Он не доступен звону злата, и мысли и дела он знает наперед!»… Вы все еще пожалеете обо мне! Вы будете рыдать, просить прощения, но будет уже поздно. Совсем поздно. Я знаю, что я сделаю!… И она, Нина, тоже заплачет обо мне! ( Уходит.)

ЕРМОЛИНА.  Боже мой, придется стать невольной участницей «драмы на болоте»! ( Кричит.) Владислав Варламович, подождите меня, я забыла сказать вам одну очень важную вещь!

Ермолина уходит следом за Перловым. Из коридора доносятся их голоса: «Оставьте меня!», «Выслушайте меня, прошу вас!». На сцену выходят Следователь и Бередилин.

 СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Благодарю за подробный рассказ. Всего вам доброго, Аркадий Евгеньевич, творческих успехов! ( Прощаясь, пожимает руку Бередилину.)

БЕРЕДИЛИН.  А я благодарю вас за внимание! Знаете, редко удается встретить такого внимательного собеседника, которому был бы так  небезразличен театр и труд артиста. Дома, обычно, если я завожу разговор о театре, то все сразу начинают кричать и грозиться выгнать меня  из дому. Даже мои дети.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  У вас много детей?

БЕРЕДИЛИН.  Да. Двое.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  О-о!..

БЕРЕДИЛИН.  Нет, стоп! Я вас обманул! (Смеется.) Ну, надо же — забыл! Все никак не привыкну. Дело в том, что моя жена недавно родила, — значит у меня теперь трое детей. (Считает на пальцах.) Женя, Наташа и вот – маленькая. Трое.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Поздравляю.

БЕРЕДИЛИН. Спасибо. Да…Смешно.… Впрочем, это не имеет ни какого отношения к творчеству и поэтому, «не будем о грустном», как говорится. «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». Да.… Вот Костю жалко. Непонятно, как это могло произойти.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Со временем разберемся. Служебный вход у вас с этой стороны?

БЕРЕДИЛИН.  Да, да. Мимо женских гримерных, вниз по лестнице. Да я вас провожу.

Собираются уйти, но в это время появляется Перлов, а за ним Гранатова и Гликерия Ивановна Ермолина. Бередилин и Следователь остаются.

 ПЕРЛОВ.  Отстаньте от меня! Не надо меня уговаривать! Все кончено. Все! Жизнь кончилась! Не хочу больше, ничего не хочу!…

ГРАНАТОВА.  Ну, Владик, послушай, пойдем ко мне в гримерную. У меня там, в тумбочке кое-что припрятано для грустной минуточки.… А? Посидим, поговорим за жизнь.… Ну, пойдем, пойдем.

ПЕРЛОВ.  Зина, отстань, умоляю! Какая жизнь! Разве это – жизнь?

ГРАНАТОВА.  Ну, просто так посидим. У нас сегодня как — никак – премьера!

ПЕРЛОВ (кричит.)  Какая премьера, Зина!?

ГРАНАТОВА.  Какая ни на есть, а все таки повод есть! Да и человека помянуть надо.… Ну, ладно тебе капризничать. Бери Гликерию Ивановну под ручку и – вперед! Ко мне в номер. Ну, бери, бери, не стесняйся. (Соединяет руки Ермолиной и Перлова.) Вот так. Умничка, послушный мальчик!..

ПЕРЛОВ (держит Ермолину под руку.) Гликерия Ивановна, я подчиняюсь Зине. Но вы меня обидели, я помню.

ЕРМОЛИНА.  Голубчик, может быть, вы простите меня по старой дружбе? Что со мной поделаешь – из ума выживаю.

ПЕРЛОВ. Я обдумаю вашу просьбу.

ЕРМОЛИНА.  Обдумайте! Я буду ждать и надеяться, хорошо?

ПЕРЛОВ.  Надейтесь!

ЕРМОЛИНА.  О! Благодарю вас.

Уходят под ручку.

 ГРАНАТОВА (Следователю и Бередилину.) Мальчики, вас я тоже приглашаю! Нет-нет, никаких отговорок! Прошу вас следовать за мной. Нельзя же, в самом деле, в такой день разойтись по домам просто так. (Берет их под руки и уводит за собой.) Идемте, идемте… (Уходят.)

 Сцена наполняется светящимся туманом, в котором мелькают какие-то белые тени. Они играют какой-то свой спектакль. Вдруг неожиданно все исчезает. Выходит Степаныч. Прислушивается, озирается вокруг. Садится, прислонившись к порталу, прямо на пол.

 СТЕПАНЫЧ.  Кажется, все разошлись. Хорошо… можно порепетировать. (Пробует голос и начинает очень искренно и проникновенно.) «Любите ли вы театр? Любите ли вы театр так, как я люблю его?»… (Задумывается.) Нет, дорогая теща, вы не любите театра. Вам он кажется делом бесполезным, пустым развлечением. И потому я сегодня не приду ночевать. Завтра тоже не приду. Как бы я хотел остаться здесь навсегда! Жить —  в театре и умереть —  в театре! Как умер сегодня Костя.… Умирать в театре легко, не то, что на вашем диване, теща, в теплой и уютной квартирке. Здесь, умирая, я буду точно знать, что это не навсегда, что (читает.) «придет время, и мои полу истлевшие кости вновь оденутся в плоть и кровь, и я оживу, и увижу вокруг радостные лица, славящие вечную жизнь!» Здесь, на сцене, каждый вечер славят жизнь и ее творца, а в вашем доме, теща, только и делают, что едят, пьют, смотрят телевизор, да жалуются на отсутствие денег. Если честно, то я вообще не хочу жить с вами, теща. Жену жалко, поэтому я и возвращаюсь. А на самом деле – не хочу. Я вот уговорю ее поступить в театр…. сегодня Яныч говорил, что театру требуется реквизитор, — и уведу ее от вас. А что? Давно пора. Первое время будем спать в реквизиторской на полу, а там найдем что-нибудь, пристроимся. Думаю, Лена согласится. И заживем!… И я больше не буду слышать ваших попреков, что вот, мол, бездельник, в театре работает, — соседей стыдно. А я и не работаю вовсе, а – служу. Понятно? ( Зевает и потягивается, устраивается поудобнее.) И за что вы так ненавидите театр? Должно быть за то, что здесь не имеют никакой цены те вещи, которые вы так цените в вашей жизни. Деньги здесь – нарисованные бумажки, а драгоценности – обыкновенные стекляшки. Зато здесь ценят вдохновение…(Зевает.) …и талант…, красоту души, благородство,… ну, и другие … «ненужные» вещи. (Засыпает.)

 Вновь сцена облачается в волшебный светящийся туман. Толпа белых теней движется по сцене. Ведут ослепившего себя царя Эдипа. Мы слышим хор голосов:

«О, страшно взирать на страданья людей!

О, страшнейшее ты из страданий, что мне

Приводилось встречать! О, несчастный, каким

Ты безумьем объят? И какой наскочил

Превеликий меж духов свирепым прыжком

На твою злополучную долю?

Но увы, горемычный, смотреть на тебя

Не могу, хоть желаю о многом спросить

И о многом узнать, и о многом пытать,

 Такой ты внушаешь мне трепет!

ЭДИП:

Ай! Ай! Ай! Ай! О, несчастнейший я!

Горемычного в землю какую ведут?

Мой уносится голос куда?

Дух, куда я тобою повергнут?

КОРИФЕЙ:

В невиданное, в страшное, что свыше сил.

ЭДИП:

Что туча, — мрак…

Ио! Ужас мой невыразим для уст, Неодолимая тьма непроницаемая!

О горе мне!

О горе дважды! Как меня язвит – увы! — 

И этих ран боль жгучая, и память бед».

 Хор теней постепенно затихает. Все исчезает. Степаныч внезапно просыпается и оглядывается кругом. Выходит тетя Нюша с ведром и шваброй.

 СТЕПАНЫЧ.  Что такое? Что это было?

ТЕТЯ НЮША.  Ничего не было. Я пришла. А ты чего тут сидишь, домой не идешь?

СТЕПАНЫЧ.  Так.

ТЕТЯ НЮША.  Медом тут что ли намазано? И чего вы в этом театре нашли? Зарплата маленькая, доходу никакого, слава Богу. А все никак эти театры не позакрывают.

СТЕПАНЫЧ.  Из-за вас и не закрывают, тетя Нюша.

ТЕТЯ НЮША.  Из-за меня?!

СТЕПАНЫЧ.  Ну, да. Закроют театры – где вы будете подрабатывать?

ТЕТЯ НЮША.  Да уж где-нибудь…

СТЕПАНЫЧ.  Ну, где, где? (Тетя Нюша молчит.) Молчите, потому что знаете, что нигде и никому вы не нужны. Сейчас и молодые без работы ходят. А театр закроют – и будете вы жить на одну пенсию.

ТЕТЯ НЮША (испуганно.) А чего, собираются закрывать?

СТЕПАНЫЧ.  Не знаю. Но все может быть.

ТЕТЯ НЮША.  Ой, батюшки, а вдруг да в самом деле закроют!

СТЕПАНЫЧ.  Могут. Потому как дело не доходное. А тут еще и ЧП это.

ТЕТЯ НЮША.  Ну, да. Ну, да.

СТЕПАНЫЧ.  Может, завтра уже и закроют.

ТЕТЯ НЮША.  Ой!.. Да ты чего? Типун тебе на язык! Чего ты недело-то городишь?

СТЕПАНЫЧ.  Почему «недело»? Я рассуждаю объективно.

ТЕТЯ НЮША. Ой, рассуждает он! Да вон перед дверями, на тумбе, на этой.… Ну, как ее?… На афише-то…  написано: двести лет! Юбилей! А он —  «закроют!» Кто тебе даст закрыть-то? Сначала, поди, юбилей отпразднуют, а уж потом будут закрывать. Разыгрываешь ты меня тут, а я и уши развесила.

СТЕПАНЫЧ (дурачится.) Можно посмотреть, где?

ТЕТЯ НЮША.  Что, где?

СТЕПАНЫЧ.  Где вы развесили ваши уши, уважаемая тетя Нюша? Любопытно взглянуть! (Смеется.)

ТЕТЯ НЮША.  Ишь, шутник.… Тоже в артисты подался.… У меня еще мужские гримерные не убраны, а то бы я пошутила с тобой. Ой, как бы пошутила! Мокрой шваброй – да по твоей пустой башке! Вот бы шутка была! На весь бы театр зазвенело!.. Да некогда. Работы много.

СТЕПАНЫЧ.  Тогда —  в другой раз, тетя Нюша? Разрешите откланяться?

ТЕТЯ НЮША.  Разрешаю!

СТЕПАНЫЧ.  Покорно благодарю вас, госпожа!

Делает тройной испанский поклон, тетя Нюша приседает в ответ. Степаныч уходит, изображая из себя испанского гранда. Тетя Нюша пробует повторить все, что сделал Степаныч.

 ТЕТЯ НЮША.  Ой, батюшки, кажется, и я скоро в артистки подамся!

Из-за кулис доносится песня:

«Призрачно все в этом мире бушующем

Есть только миг – за него и держись

                                 Есть только миг между прошлым и будущим

                                Именно он называется жизнь!»

 Тетя Нюша слушает и пробует потанцевать под этот мотив. Но на сцене   появляются поющие Перлов, Бередилин и Гранатова. За ними —  Валентина Кузьминична и, следом, Следователь и Ермолина. Тетя Нюша остается и с любопытством наблюдает.

 ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА (стараясь перекричать поющих.)   Прекратите безобразничать! Я на вас докладную напишу!

ПЕРЛОВ, ГРАНАТОВА И БЕРЕДИЛИН (орут, что есть мочи.)

«Есть только миг между прошлым и будущим

Именно он называется жизнь!»

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Зина, вы – женщина! Как вам не стыдно!

ГРАНАТОВА.  Валечка, у нас – горе!

ПЕРЛОВ.  Два горя!

ГРАНАТОВА.  Да. Два горя!

БЕРЕДИЛИН.  А второе, какое?

ПЕРЛОВ.  Нина меня бросила.

БЕРЕДИЛИН.  Неужели?

ПЕРЛОВ.  Да, Аркаша, та, которую я любил больше жизни, покинула меня навсегда!

БЕРЕДИЛИН.  «О, женщины! Вам имя – вероломство!» (Делает вид, что собирается схватить за горло Гранатову, но неожиданно поворачивается к Валентине Кузьминичне и рычит.) Умри, несчастная!..

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА (визжит и с криком отбегает на другой край сцены.) Вы что, с ума сошли? Я буду жаловаться на вас в дирекцию!

ТЕТЯ НЮША (тоже кричит и бежит со своей шваброй на защиту Валентины Кузьминичны.) Да их надо всех на цепь посадить, очумелых!

ГРАНАТОВА.  В самом деле, Аркаша…(Подходит к Валентине Кузьминичне.) Валечка, не сердись на нас. Ты ведь знаешь, что произошло.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Что бы ни произошло – это не дает вам права устраивать в театре пьянки!

ПЕРЛОВ и БЕРЕДИЛИН (окружают Валентину Кузьминичну.) Какие пьянки?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Такие! (Хочет уйти, но Бередилин и Перлов держат ее в окружении и не пускают.) Если вы сейчас же не прекратите ваши шутки…

ПЕРЛОВ и БЕРЕДИЛИН.  А мы не шутим.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА (некоторое время молча смотрит на них, потом начинает громко кричать.) А-а-а! Помогите! Спасите! (Убегает.)

ТЕТЯ НЮША. В милицию! В милицию звоните! (Подхватив ведро и швабру, бежит следом за Кузьминичной.)

ГРАНАТОВА.  Ну, мальчики, это уже слишком.

ПЕРЛОВ и БЕРЕДИЛИН (поют, обнявшись.) «Призрачно все в этом мире бушующем!»…

ГРАНАТОВА.  Она милицию вызовет!

БЕРЕДИЛИН.  Не вызовет. Я ей не позволю!

ПЕРЛОВ.  И я не позволю. (Поет.) «Есть только миг – за него и держись!»… Пойдемте, друзья, выпьем за то, чего больше нет. Оно ушло. Оно ушло, как в море корабли… (Вдруг начинает играть.) «Нина?… Нина! Это вы… вы… Я точно предчувствовал, весь день душа моя томилась ужасно. О, моя добрая, моя ненаглядная, она пришла! Не будем плакать, не будем…»   (Плачет.)

БЕРЕДИЛИН.  Не наигрывай.

ПЕРЛОВ (со слезами в голосе).  Я не наигрываю! Я – страдаю!..

БЕРЕДИЛИН.  Ну вот – опять наигрываешь.

ПЕРЛОВ.  Я?! Я – наигрываю?

БЕРЕДИЛИН.  Ну ладно, ладно! Я пошутил.

ГРАНАТОВА.  Господа, пока милиция не пришла – поминки продолжаются! Все за мной! «Я – кукарача! Я – кукарача!» (Танцуя, уходит за кулисы.)

ПЕРЛОВ и БЕРЕДИЛИН (присоединяются к ее танцу.) «Я – кукарача! Я – кукарача!»(И уходят следом за Гранатовой.)

 На сцене остаются Следователь и Ермолина.

 СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Когда-то в детстве я мечтал стать артистом…

ЕРМОЛИНА.  Да?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Да, я мечтал об этом. Даже в самодеятельности участвовал. Играл главную роль. Принца в «Золушке».

ЕРМОЛИНА.  И что же помешало вам осуществить свою мечту?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Не знаю. Как-то само так получилось.… Кончилось детство – и кончились мечты, наступила реальность. Я даже в театр перестал ходить и совсем забыл о его существовании. Окончил институт, служил в армии, женился… И только сегодня, неожиданно попав в театр в качестве следователя, я вдруг вспомнил о том, как я страстно желал быть артистом и как неожиданно совсем забыл об этом. А почему так получилось – и сам не пойму.

ЕРМОЛИНА.  Бывает.

Пауза.

 ЕРМОЛИНА.  Я тоже мечтала.… Мечтала служить истине и красоте. «Не стремитесь в первые ряды к отличиям и наградам, а стремитесь в мир красоты» – прочла я у Станиславского, когда мне было еще тринадцать лет, и эти слова стали моей жизненной программой. Я  постоянно напоминала себе об этом и, казалось, всегда старалась строить и свою жизнь, и творчество по законам красоты. Порою, я даже думала в своей гордыне, что мне удается это осуществить, но на самом деле. …На самом деле я только и делала, что обманывала и себя и других. Я думала, что стремлюсь к правде и красоте, а занималась только правдоподобием и красивостью. Когда произошла эта подмена, не знаю. А может, и не было никакой подмены. Может быть, и нет, и никогда не было в театре ничего такого, а только ложь и уродство. Может это только красивые слова, прикрывающие великий обман? Не знаю…

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Вы – известная артистка. Вас все любят.

ЕРМОЛИНА.  Кто меня любит?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Ну…, публика, например. Я часто слышу о вас по радио, читаю в газете…

ЕРМОЛИНА.  Любовь публики – это тоже обман.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  А ваши родные, близкие?

ЕРМОЛИНА.  У меня никого нет. (Помолчав.) Я ведь хотела служить только Театру. Ему я отдала всю свою жизнь и всю свою любовь. Я отравлена театром. Я знаю, что на самом деле, по-настоящему, меня никто не любит. Я никому не нужна. Когда я умру, меня забудут очень скоро и будут «любить» других. Это естественно. Одиночество – расплата за счастье творчества, за право выходить на эту сцену. В жизни нет человека более несчастного и ненужного, чем актер! Особенно, если он талантлив. Жить полной жизнью и быть по-настоящему счастливым он может только здесь, на этих подмостках, а вне их он – ничто.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Да-да, я где-то об этом читал.

ЕРМОЛИНА.  Простите, меня ради бога, за этот разговор. Что-то меня вдруг понесло. На меня нынче мерехлюндия  напала! Простите… Что ж, пора по домам. (Протягивает руку Следователю.) Рада была с вами познакомиться!

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Я тоже. Простите, если что не так.

ЕРМОЛИНА.  Голубчик! Все — так, все – так.… Будьте здоровы!

Ермолина собирается уходить. Навстречу ей выбегает Валентина Кузьминична

 ВАЛЕНТИНА  КУЗЬМИНИЧНА.  Послезавтра, в два часа дня панихида. Утренняя репетиция отменяется. Только что дозвонилась до Владимира Ивановича. Его выпустили под расписку. Вас, Гликерия Ивановна, он просил обязательно прийти и сказать несколько слов от имени коллектива театра.

ЕРМОЛИНА.  Хорошо. Приду.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА (Следователю.) Посторонним за кулисами находиться запрещено!

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Я по делу. (Показывает ей удостоверение.)

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА (молча читает, смотрит на Следователя.) Ой, кошмар!.. Ужас! (Уходит.)

ЕРМОЛИНА.  До свидания.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Я вас провожу. У меня к вам несколько вопросов, касающихся происшедшего в вашем театре убийства.

ЕРМОЛИНА. Пожалуйста.

Уходят вместе. На сцену вываливается изрядно подвыпившая компания: Гранатова, Перлов, Бередилин, за ними – Валентина Кузьминична и тетя Нюша. В руках у Бередилина балалайка, а у Перлова – гитара. Они пытаются организовать дуэт. Гранатова – дирижер и танцор одновременно.

 ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Вы слышали, что я вам сказала? Явка всех обязательна!

ГРАНАТОВА.  Валечка, не мешай! У нас – концерт.

БЕРЕДИЛИН.  Мы все-все слышали, Валечка Кузьминична! Обязательно будем на панихиде. Беру это под свою ответственность. (Чуть не падает вместе с балалайкой. Гранатова его поддерживает.)

ГРАНАТОВА (пытается построить мизансцену.) Аркадий, стой здесь! Владик, иди сюда…Я – посередине. Валя и тетя Нюша, вы будете наши зрители. Стойте там. Тетя Нюша, вы можете дирижировать шваброй, если хотите. Я буду петь и танцевать… Владик, объяви номер!

ПЕРЛОВ (берет аккорд на гитаре и объявляет.) Уважаемая публика! Минуточку внимания! Перед вами выступает всемирно известный ансамбль…

БЕРЕДИЛИН.  Три… Трио!

ПЕРЛОВ.  Трио! «Одинокие сердца»! Исполняет мой любимый романс «Не бередите всуе старых ран»! Я начинаю!..  Нет! Аркаша, ты… Ты же у нас Бередилин! Ты начинай!

БЕРЕДИЛИН.  Хорошо. Я начинаю…

Бередилин перебирает струны на балалайке. Перлов отбивает ритм на гитаре. Гранатова дирижирует, пританцовывая. Тетя Нюша время от времени стучит шваброй по ведру. Со временем и Валентина Кузьминична начинает прихлопывать в ладоши.

 БЕРЕДИЛИН (поет.)

Не бередите всуе старых ран

О них вам раны новые напомнят

Звезда, любовь, надежда и обман

Вдруг полетят по стенам ваших комнат!

ПЕРЛОВ (Солирует.)

Опять пойдут круги по бытию

Отброшенного слова или взгляда

Я снова кубок горький этот пью

На дне найти пытаясь миг пощады!

Звучит проигрыш. Гранатова изображает падающую звезду и в самом деле падает. Валентина Кузьминична и тетя Нюша ее поднимают.

 ВСЕ (поют, кто как умеет.)

Я снова кубок горький этот пью

На дне найти пытаясь миг пощады!

Свет на сцене меняется. Люди в белых одеждах смотрят на них. Веселье продолжается.

 КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

 ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Место действия то же – сцена театра. У портала несколько стульев. Слоняются разные люди, с любопытством выглядывают из-за кулис, ходят по сцене. Это публика, пришедшая на панихиду – друзья, знакомые убитого Кости Угарова, просто любопытные. Среди них Ермолина, Гранатова, Перлов, Валентина Кузьминична. Из-за кулис доносится траурная музыка.

 ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Товарищи, господа, уйдите, пожалуйста, со сцены. Посторонним здесь находиться нельзя! Церемония прощания состоится в фойе театра. Пройдите все туда!

Ее никто не слушает.

 ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА (в растерянности.) Ну вот.… Оглохли все что ли? (Выбирает самую молоденькую девушку и решительно подходит к ней.) Девушка, вы меня слышите? Я вам говорю.

ДЕВУШКА.  Что?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Пройдите в фойе, говорю. Здесь находиться нельзя.

ДЕВУШКА.  Почему?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Потому!

ДЕВУШКА.  А вы в театре кем работаете?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  А что?

ДЕВУШКА.  А вы не знаете, правду говорят, что артиста Угарова застрелили прямо на сцене во время спектакля «Драма на болоте»?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Не знаю.

ДЕВУШКА.  А когда еще пойдет этот спектакль?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Не знаю.

ДЕВУШКА.  Мы всем курсом хотим пойти посмотреть. А как можно узнать?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Девушка, я вас просила покинуть сцену!

ДЕВУШКА.  Я же ничего такого не делаю!

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Посторонним на сцене находиться нельзя. Нарушение техники безопасности!

ДЕВУШКА (обрадовалась).  А я не посторонняя! Меня подружка пригласила. А она с Угаровым на одной лестничной площадке живет. То есть, жила. Вернее, он жил.… И он к ним даже заходил два раза – по телефону позвонить! И в театр приглашал приходить! Мы с подружкой даже собирались прийти, да забыли. Вот. Так что я вовсе не посторонняя!.. Он именно на эту «Драму на болоте» и приглашал. Я сейчас вспомнила: подружка мне говорила, да мне название не показалось. «Да, ну, говорю, чего я там не видела!» А теперь жалею, что не пошла. Вот было бы здорово все это увидеть своими глазами!..

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Что увидеть?

ДЕВУШКА.  Ну…, это… как он…,  как его подстрелили. Я никогда не видела ничего подобного. Только в кино. А тут – наяву! Здорово!

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА (молча смотрит на нее, вздыхает.) Да ну вас всех! Делайте что хотите! (Уходит.)

Появляется Бередилин. С ним МУЖЧИНА и ЖЕНЩИНА – родственники убитого Кости Угарова. Бередилин подводит их к тому месту, где происходила в первом акте сцена «дуэли».

 БЕРЕДИЛИН (показывает.)  Это произошло здесь.

МУЖЧИНА.  Понятно.

Молчание. Любопытные подходят поближе.

 ЖЕНЩИНА (неожиданно для всех.) Что тебе понятно? Что понятно? Говорила я тебе – нельзя пускать мальчика в театр! Он там погибнет. А ты что? «Не надо ему мешать, пусть сам решает!»… И вот результат! Результат твоего равнодушия и невмешательства! Бедная моя сестра!… Слава Богу, что не дожила она до этого ужасного дня.  (Плачет.) Прости меня, сестра, прости, что я не уберегла твоего бедного мальчика, твоего ребенка…

МУЖЧИНА (пытается ее успокоить.) Нюра, здесь не место…

ЖЕНЩИНА.  Не трогай меня!… Это ты во всем виноват! Ты поддерживал в нем эту нездоровую тягу к театру. (Причитает.) Ой, люди добрые!… Ой, горе-то, какое!… Как же нам теперь жить-то без тебя? Ой, ты дитятко разнесчастное, бесприютное, непутевое.… Говорила я тебе, а ты не слушался.… Говорила, не ходи в артисты – все равно пошел!.. Вот и сгубил ты свою головушку упрямую.… Погубил тебя театр на веки вечные!

Грянул траурный марш.

 ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА (выглядывает из-за кулис, зовет.) Товарищи, панихида началась! Пройдите в фойе!

Женщину подхватывают под руки и уводят. Уходят все, кроме Мужчины и Ермолиной. Молчание. Гликерия Ивановна подходит к мужчине и молча стоит рядом.

 МУЖЧИНА.  Костя сирота. Его мать, Нюрина сестра, умерла, когда Косте было десять лет, и мы взяли его к себе и заботились о нем, как о своем родном сыне. Он с детства мечтал быть артистом, и вот что из этого вышло…

ЕРМОЛИНА.  Костя был очень талантлив. Но…

МУЖЧИНА.  Следователь нам сказал, что, скорее всего, это был несчастный случай.

ЕРМОЛИНА.  Да, несчастный случай. Хотя…

МУЖЧИНА.  Се ля ви, как говорится. Ведь от этого никто из нас не застрахован – все там будем, правда?

ЕРМОЛИНА.  Непременно.

МУЖЧИНА.  Жаль только, что он слишком поторопился. Сначала бы следовало нам с Нюрой туда отправиться, а уж потом… Правда?

ЕРМОЛИНА.  Конечно. Так было бы гораздо лучше.

Молчание.

 МУЖЧИНА (разглядывая Ермолину.) А вы тоже в театре работаете?

ЕРМОЛИНА.  Да.

МУЖЧИНА.  Артисткой, наверное?

ЕРМОЛИНА.  Совершенно верно.

МУЖЧИНА. Да… (Помолчав.) Костя не любил, когда про театр-то неуважительно отзывались!… Мы-то с Нюрой  в театр не ходим, привычки нет, да и не тянет. Все больше телевизор смотрим. А тут как-то Костя пригласил нас на спектакль. Он тогда только еще выучился на артиста, ну и пригласил нас посмотреть, как у него получается. Пришли мы с Нюрой. Какой-то мюзик, что ли показывали… детский, какой-то. Мы сидим, смотрим – музыка грохочет, чего-то поют, пляшут не по-нашему.… Вдруг и Костя наш выбегает и тоже чего-то кричит, руками машет.… А музыка-то так вдруг загрохотала, что я даже уши заткнул, а все равно слышно было. Дома-то вечером Косте и говорю: «Ну, у тебя и работенка! Как ты только выдерживаешь!» А он вдруг как взовьется: «Дядя Коля, — говорит – запомните раз и навсегда: театр — это не работенка, это – служение!» «Служение – так служение, говорю, я не спорю, только, говорю, как у тебя голова выдерживает в таком аду?»… Тут Нюра еще встряла в наш разговор, и такое началось!… В общем, с тех пор Костя нас в театр больше не приглашал. Да… Такие дела… Ну, я пойду туда… (Идет. Вдруг останавливается и с изумлением озирается вокруг.) Так это мы где находимся-то? Это что? Здесь что ли спектакли-то показывают?

ЕРМОЛИНА.  Да, здесь. Мы с вами находимся на сцене.

МУЖЧИНА.  Ну, надо же!.. Вот те раз!.. Это значит, вот тут артисты выступают, а там (показывает на зал), значит, мы сидим. Ну, надо же!…(Проходит по сцене, словно пробуя ее, заглядывает в зал.) Значит, выходит, что я теперь вроде как артист.

ЕРМОЛИНА.  Выходит, что – да.

МУЖЧИНА.  Ну, дела!…

Мужчина некоторое время стоит и молча смотрит в зал, затем поспешно уходит.

АКТЁР. От одной мысли об актёрстве ему стало страшно.

ЕРМОЛИНА. Это опять вы?

АКТЁР. А я вчера слышал ваш разговор с этим сыщиком.

ЕРМОЛИНА. Подслушивали?

АКТЁР. Невольно. Я не хотел. Вы говорили вчера об одиночестве….

ЕРМОЛИНА. Ну и что с того? Моё одиночество мне дорого. Я его заслужила. И не вздумайте меня жалеть! (Садится на стул. Актёр  — на полу, у её ног.) Вот Костю жалко. Он выходил на эту сцену и отдавал людям частичку своей души, частичку сердца… Они принимали этот дар с благодарностью, аплодировали, дарили цветы, а потом шли к себе домой…

АКТЁР. И выбрасывали этот дар на помойку.

ЕРМОЛИНА. Вы как всегда беспощадны. Но это похоже на правду. Тогда в чём смысл?

АКТЁР. Жизни?

ЕРМОЛИНА. И жизни тоже.

АКТЁР. Кто его знает? Мы все держимся за то, что нам подвернулось под руку, как за спасательный круг, и плывём на нём по морю житейскому…

ЕРМОЛИНА. В страну обетованную.

АКТЁР  (смеётся). Вот там вы и поймёте, в чём смысл.

Из-за кулис появляется МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК с тяжелым чемоданом в руках. Это – только что приехавший с вокзала молодой артист КОСТЯ БЕЛКИН. АКТЁР  исчезает.

 КОСТЯ.  Извините, пожалуйста!.. Простите. Здравствуйте!

ЕРМОЛИНА.  Здравствуйте.

КОСТЯ.  Скажите, пожалуйста… Я тут заблудился.… Как пройти в кабинет директора?

ЕРМОЛИНА.  С той стороны, прямо по коридору.

КОСТЯ.  С той? Благодарю вас!

ЕРМОЛИНА.  Только его сейчас нет на месте.

КОСТЯ.  Нет?

ЕРМОЛИНА.  Он произносит надгробную речь.

КОСТЯ. Да? (Задумывается.) А! Ну, да!…(Снова задумывается.) Знаете, я не смог предупредить. На двадцать два пятьдесят билетов не было и мне пришлось ехать на пятичасовом. Я прямо с вокзала.

СЛЕДОВАТЕЛЬ (появляется неожиданно.)  О чем это вы собирались   предупредить?

КОСТЯ.  Я не собирался.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Вы только что произнесли фразу: «Я не смог   предупредить».

КОСТЯ.  Ну, да. Ну и что?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Кого и о чем?

КОСТЯ.  Что?

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Кого вы не смогли предупредить?

КОСТЯ.  А!.. Директора.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Владимира Ивановича Лютикова?

КОСТЯ.  Да, Владимира Ивановича.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  И о чем же вы его собирались предупредить?

КОСТЯ.  Я не собирался. Я должен был предупредить, но не смог, потому что было уже поздно.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Ах, вот как! Значит, вы знали о том, что здесь должно было произойти, и даже знали, когда это случится, но опоздали предупредить?

КОСТЯ (после небольшого молчания.) Я не понимаю вашего вопроса.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Что ж, придется вам пройти со мной для выяснения некоторых обстоятельств.

КОСТЯ.  Куда?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  В отделение полиции. Здесь рядом, через дорогу. И предъявите, пожалуйста, ваши документы.

КОСТЯ.  Мои документы?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Ну, да. Паспорт у вас есть?

КОСТЯ.  Паспорт?.. Да, конечно есть. (Шарит по карманам, но не находит. Растерянно.) Куда же я его подевал?.. Неужели украли?

Следователь и Ермолина переглядываются.

 КОСТЯ (обрадовался.) А!.. Я его, наверное, в чемодан положил! Чтобы не вытащили из кармана. Я сейчас…

Кладет чемодан на пол, начинает отстегивать ремни и открывать замки. Входит Лютиков. Вытирает платком глаза и сморкается. Он только что произнес надгробную речь. Костя смотрит на него, узнает и радостно здоровается.

 КОСТЯ.  Владимир Иванович! Здравствуйте!

ЛЮТИКОВ.  А, Костя, здравствуй! Ты приехал?

КОСТЯ.  Да, только что с вокзала. Пятичасовым пришлось ехать, на двадцать два пятьдесят билетов не было. А вы, наверное, меня утром ждали? Простите, я не смог предупредить. Ночью звонить постеснялся…

ЛЮТИКОВ.  Ничего, ничего.… Это все пустяки. У нас тут такие дела творятся, что… (Смотрит на Следователя.) Ладно, об этом потом. Сначала я тебя представлю Гликерии Ивановне Ермолиной, старейшей и вечно молодой артистке нашего театра. (Подводит Костю к Ермолиной.) Гликерия Ивановна, перед вами – Костя Белкин, мой любимый ученик. Прошу любить и жаловать.

КОСТЯ.  Здравствуйте…

ЕРМОЛИНА.  Здравствуйте, Костя Белкин. Значит вы – артист, (смотрит на Следователя) а мы вас чуть было не арестовали.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Простите, но все же мне необходимо будет задать вам несколько вопросов. Пожалуйста, зайдите ко мне завтра после обеда, часика в три. (Подает Косте визитную карточку.) Или позвоните вот по этому телефону. Но лучше зайдите.

КОСТЯ.  Хорошо.

ЛЮТИКОВ (не выдерживает).  Человек ничего не знает! Он только что приехал!.. Зачем его посвящать в дела, которые его совершенно не касаются и не имеют никакого отношения к творчеству? Что он вам может рассказать?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Владимир Иванович, убит человек. Я должен найти убийцу.

ЛЮТИКОВ.  Но, Костя-то здесь причем? Он только что приехал! Он даже еще не знает, должно быть, что у нас здесь произошло, а вы собираетесь его допрашивать!

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Он ваш ученик, сказали вы.

ЛЮТИКОВ.  Ну, и что?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  А вы у нас – главный подозреваемый. Баллистическая экспертиза показала, что пуля была выпущена с того места, где стояли вы.

ЛЮТИКОВ.  Но у меня в руках был деревянный пистолет! Де-ре-вян-ный!

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Я знаю об этом. (Косте.) Обязательно зайдите ко мне завтра. (Уходит.)

ЛЮТИКОВ.  Ужас! Кошмар! Чепуха какая-то! Идиотизм! Они на полном серьезе подозревают меня в убийстве Кости Угарова! Еще, чего доброго, приговорят меня к смертной казни или пожизненному заключению!

ЕРМОЛИНА.  Вам остается одно – застрелиться.

ЛЮТИКОВ.  Застрелиться?

ЕРМОЛИНА. Да, застрелиться. Из того самого деревянного пистолета, из которого вы застрелили Костю.

Ермолина уходит. Снова звучит траурная музыка.

 ЛЮТИКОВ. Я?!.. Я застрелил Костю?!.. Да вы все с ума посходили, что ли?

(Косте.)  Ты, понимаешь, что происходит?

КОСТЯ.  Нет, Владимир Иванович.

ЛЮТИКОВ.  Ну, да ты же только что приехал.… Пойдем. Сейчас закончится панихида – и я тебя в общежитие определю.

Костя берет свой чемодан, и они уходят. Меняется свет. Слышатся голоса.

Женский голос: «Я боюсь».

Мужской: «Вот глупая. Давай руку».

Женский: «Не тяни меня. Я сама».

Мужской: «Ну, что ты, в самом деле, как маленькая! Ну, смелее!»

Появляется Степаныч. Он держит за руку молоденькую девушку, свою жену ЛЕНУ.

 СТЕПАНЫЧ.  Ну вот, мы и на сцене. Здесь я работаю. Видишь, никого нет – все в фойе, на панихиде. А там – зрительный зал.

ЛЕНА (озирается вокруг.) Ой!… Да…

СТЕПАНЫЧ.  Ну, как?

ЛЕНА.  Страшно…

СТЕПАНЫЧ.  Конечно, страшно. Здесь по ночам привидения выступают.

ЛЕНА (невольно прижимается к нему).  Ой!…Пойдем отсюда поскорее!

СТЕПАНЫЧ.  Да чего ты? Я же пошутил.

ЛЕНА.  А вдруг они уже здесь?…

СТЕПАНЫЧ.  Средь бела дня? Их и ночью-то не видно! Сколько раз здесь ночевал и ни разу не видел ни одного привидения. Так что все это легенды, детские выдумки. Артисты, ведь они как дети, все время что-нибудь выдумывают. Такая у них профессия, понимаешь?

ЛЕНА.  Понимаю.… А это кто там?

СТЕПАНЫЧ.  Где?

ЛЕНА (показывает.) Там… Что-то мелькнуло и пропало.

СТЕПАНЫЧ.  Тебе померещилось. Знаешь, Лена, театр – это чудо! Это такая вещь.… Такое явление, равному которому ничего нет в мире. Из всех человеческих дел оно самое бесполезное. Я имею ввиду производство реального продукта, понимаешь. Художник поработал – получилась картина, композитор поработал – получилась песня или симфония… Я уже не говорю о строителе, поваре или земледельце. Артист поработал – и что осталось? Ничего реального.

ЛЕНА.  Что это скрипит?

СТЕПАНЫЧ.  Скрипит?

ЛЕНА.  Ну, да, кто-то ходит и скрипит половицами.

СТЕПАНЫЧ (прислушивается.) Никто здесь не ходит. Все в фойе на панихиде. (Продолжает.) Ну, так вот – артист создает невидимое, а зритель ему в этом помогает, а потом уносит это невидимое из театра к себе домой, и оно как-то волнует его душу, радует или печалит.

ЛЕНА.  А спектакль?

СТЕПАНЫЧ.  А что спектакль? Пока он идет – он есть, а закончился – и его уже нет, и никогда не будет, как не будет дождя, который шел вчера. Сегодня идет уже другой дождь. Хотя он чем-то и похож на вчерашний, но  — другой. Его можно заснять на пленку, но изображение дождя все равно никогда не станет реальным дождем. Спектакль тоже можно снять на пленку и смотреть хоть каждый день с утра до вечера. Но это изображение спектакля никогда не станет реальным спектаклем. Оно только слегка похоже на него, понимаешь? Потому что невозможно запечатлеть на пленке невидимое. А это невидимое как раз и является самым главным, над чем трудится весь коллектив театра.

ЛЕНА. И ты?

СТЕПАНЫЧ.  И я.

ЛЕНА.  Значит, привидения у вас все же водятся.

СТЕПАНЫЧ (смеется.) Ну, да! Мы их сами и производим. Здесь, на этой сцене, на которую ты сегодня вступила впервые в жизни…

ЛЕНА (вдруг увидела.) Ой… Кто это?…

Светлая тень, вернее, женщина в белом, идет прямо на них. Они дают ей дорогу, но она их не замечает. Смотрит в зал, улыбается, говорит:

 «Под деревцем могилушка…, как хорошо!… Солнышко ее греет, дождичком ее мочит…весной на ней травка вырастет, мягкая такая…птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки расцветут: желтенькие, красненькие, голубенькие… всякие…, всякие.… Так тихо, так хорошо!… А о жизни и думать не хочется. Опять жить? Нет, нет, не надо…не хорошо!… Ах, темно стало! И опять поют где-то! Что поют? Не разберешь.…Умереть бы теперь…»

Во время монолога появляются исполнители греческой трагедии «Царь Эдип». Слушают. По окончании аплодируют. Женщина в белом кокетливо раскланивается, смеется и говорит задорно: «Господа! Приглашаю вас всех ко мне на прощальный ужин!» Неожиданно изменившись в лице: «Завтра рано утром ехать в Елец в третьем классе… с мужиками, а в Ельце образованные купцы будут приставать с любезностями…  Груба жизнь!» Плачет и убегает, бросив шаль. Остальные тени тихо исчезают. Лена, как завороженная, идет к тому месту, где лежит брошенная шаль, хочет ее поднять и вдруг, поняв, что произошло, кричит: «А-а-а!» и убегает.

 СТЕПАНЫЧ (стоит некоторое время потрясенный, потом спохватившись, кричит.)  Лена! Постой, подожди! (Убегает следом за ней.)

 На крик прибегает Следователь и видит, как человек в греческой тунике вылезает из суфлерской будки, забирает брошенную шаль и снова скрывается под сценой. Следователь крадется к суфлерской будке и тоже исчезает в ней. Перлов и Нина проходят через сцену.

 ПЕРЛОВ (останавливает Нину, обнимает.)  Нина, прости. Прости меня за вчерашнее – я был не прав.

НИНА.  Бог простит.

ПЕРЛОВ.  Нина, ты что?

НИНА.  Что?

ПЕРЛОВ.  Ты все еще сердишься! Я вижу! Ты не хочешь меня простить!

НИНА.  С чего ты взял? Я простила тебя. Да я вовсе и не сердилась на тебя. Ты ведь у меня такой, Перлов, — на тебя невозможно рассердиться по-настоящему и надолго.

ПЕРЛОВ.  Нина, ты – святая! (Целует ей руки.) Ты на кладбище поедешь?

НИНА.  Еще не знаю.

ПЕРЛОВ.  Давай лучше не поедем. Чтобы не было лишних разговоров.

НИНА.  Каких разговоров?

ПЕРЛОВ.  Ну… о тебе и … Косте.

НИНА.  Ты опять за свое? Это невыносимо! (Уходит.)

ПЕРЛОВ.  Нина, прости, я больше не буду! (Бежит за Ниной.)

 Следователь вылезает из суфлерской будки весь в пыли и паутине. Отряхивается. Нина идет через сцену, застегивая на ходу пальто. Перлов следом.

 ПЕРЛОВ.  Я не разрешаю тебе ехать на кладбище, слышишь! Хватит позорить меня перед всем коллективом!

НИНА.  Перлов, ты все выдумываешь и сам себя позоришь. Я тут не причем.

ПЕРЛОВ (удерживая Нину за руку.)  Ты не поедешь на кладбище, Нина!.. Ты не сделаешь этого! Иначе…

НИНА.  Что иначе?

ПЕРЛОВ.  Я буду просто вынужден с тобой развестись!

НИНА.  Хорошо. (Уходит.)

ПЕРЛОВ (кричит ей вслед.)  Нина! Прекрати сейчас же! Мое сердце не выдержит этого! Ты испытываешь мои чувства!.. О, женщины!.. (Замечает Следователя.) Простите, я вас не заметил.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Ничего.

ПЕРЛОВ.  Простите меня, но… я убит. Убит окончательно и бесповоротно! Она совершенно не считается с моими чувствами. Она считает, что я все выдумываю и преувеличиваю.… Но, ничего. Ничего! Погоди, моя дорогая! Ты еще заплачешь обо мне горькими слезами, но будет уже поздно!.. (Садится на суфлерскую будку и декламирует.) «А там: Уйдем, уйдем из жизни! Уйдем, из этой грустной жизни! Кричит погибший человек. И март наносит мокрый снег…»

Входит Гликерия Ивановна Ермолина.

 ЕРМОЛИНА (Перлову.)  Владислав Варламович, панихида закончилась. Вы едете на кладбище?

ПЕРЛОВ.  Да. Но не сегодня. Но очень скоро вы меня туда повезете так же, как и Костю. Она еще поплачет обо мне!

ЕРМОЛИНА.  Что это с вами?

Входят Гранатова и Бередилин.

 ГРАНАТОВА.  Люди, вы на кладбище едете?

ЕРМОЛИНА.  Я – нет. Мне еще рано. А вот Владислав Варламович, кажется, собирается.

ПЕРЛОВ.  Но не сегодня.

ГРАНАТОВА.  Мы тоже не едем. Косте, я думаю, это уже безразлично, а нам слишком тяжело все это видеть.

БЕРЕДИЛИН.  Да, мы артисты больше любим радоваться.

Входят Лютиков, Костя Белкин с тяжелым чемоданом и Валентина Кузьминична.

 ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Владимир Иванович, вы должны поехать со всеми. Вы – руководитель театра.

ЛЮТИКОВ.  Нет. Хватит с меня панихиды.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Но, как же так? Вы, кажется, так любили Костю…

ЛЮТИКОВ.  Да, я его любил. И я его убил!

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Вы его убили?

ЛЮТИКОВ.  Так все считают. Все до одного! Все смотрят на меня как на убийцу. И вы тоже, Валентина Кузьминична!

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Я?!

ЛЮТИКОВ.  Ну, вот скажите мне честно и откровенно, мог я убить Костю?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Но… Владимир Иванович, я ведь ничего не видела. Я и товарищу следователю так сказала. Он подтвердит. Я в это время была…

ЛЮТИКОВ.  Вот оно! И вы тоже считаете меня убийцей.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Но, Владимир Иванович…

ЛЮТИКОВ.  И все остальные считают, что это я убил! Ведь так, господа артисты? И посему, мне остается только одно – признать свою вину. Выйти на площадь, упасть на колени и сказать: «Люди добрые, простите меня, я убил человека!». Но, как я это сделал, я сам не знаю.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Я знаю, как вы это сделали. Вернее, догадываюсь.

Пауза. Все с любопытством и удивлением смотрят то на Следователя, то  на Лютикова

 ЛЮТИКОВ.  Так что же? Выходит, что я и в самом деле …

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Да. Вы, в самом деле, убили человека.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Ой, мамочки!

СЛЕДОВАТЕЛЬ.   Но не беспокойтесь, никто вас за это в тюрьму не посадит и не расстреляет. Вы сделали это из лучших побуждений.

ЛЮТИКОВ.  То есть как?… Я не понимаю.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Все дело в театральной школе. В методе перевоплощения, отождествления с персонажем, которому вы учите.

ЛЮТИКОВ.  Ну-ну! Интересно!

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Я прочел вашу книгу «Актер в работе над ролью».

ЛЮТИКОВ.  И что вы скажете?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Я прочел ее и очень удивился.

ЛЮТИКОВ.  Чему же вы удивились?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Понимаете, я имел другое представление о труде актера и поэтому, все, что вы там написали, показалось мне немного странным.

ЛЮТИКОВ.  Ага!

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Я взял вашу книгу и отправился за разъяснениями к соседу, бывшему артисту и режиссеру, а ныне пенсионеру и заядлому болельщику.

ЛЮТИКОВ.  И что же сказал вам ваш болельщик о моей книге?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Он сказал, что в вашей книге заключен рецепт, как искалечить свою собственную душу и стать психопатом, неврастеником или алкоголиком. Это в лучшем случае. А в худшем – как сойти с ума или умереть от разрыва сердца.

ЛЮТИКОВ.  Ну-ну!.. Любопытно.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Вы разработали метод, как сделать здорового человека больным, заставить его копаться в собственных инстинктах и проявлениях низкой природы  и навсегда забыть, что такое творчество, как превратить его в жалкое существо тупо нанизывающее на какой-то «стержень» какие-то картинки в стремлении перевоплотиться в некое существо, про которое можно с уверенностью сказать: «Похоже. Как в жизни». Так считает мой сосед.

ЛЮТИКОВ.  Очень интересно!

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Я лично не настаиваю на том, что разбираюсь в тонкостях актерской профессии…

ЛЮТИКОВ.  И правильно делаете!

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Но кое-что я понял.

ЛЮТИКОВ. Что именно?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Отчего погиб Константин Угаров.

ЛЮТИКОВ.  Отчего же?

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Я думаю, Костя решил изучить и освоить ваш метод до конца, и это ему удалось. Результат вы все видели.

ЛЮТИКОВ.  Значит, вы думаете так… Хорошо.

Пауза.

 ГРАНАТОВА.  Владимир Иванович, вы не расстраивайтесь! Чего только в жизни не бывает! Это просто несчастный случай. Это все само как-то так произошло, из-за чего-то. Это – судьба! Ну, да! Вы лично ни в чем не виноваты! (Ко всем.) Ведь, правда?

БЕРЕДИЛИН.  Зина права. Причем тут ваш метод? Мы с Зиной тоже работаем по вашему методу и, как видите, еще живы и не сошли с ума. Да и все остальные, я думаю, тоже подтвердят…

ЛЮТИКОВ.  Перестаньте!.. Вы что, утешаете меня? Или хотите защитить от этого человека?.. (Следователю.)  Так вот что я вам скажу, молодой человек. Вы действительно ничего не понимаете в театре и ваш сосед тоже. И вы не запугаете меня вашими предположениями. Попробуйте сначала что-нибудь доказать!.. А я работал, работаю, и буду работать так, как считаю нужным. И не вам меня учить! (Косте Белкину.) Костя, подойди ко мне.

Костя подходит вместе с чемоданом.

 ЛЮТИКОВ.  Скажи мне, Костя, ты – сумасшедший?

КОСТЯ.  Я?

ЛЮТИКОВ.  Или может быть, ты – больной, психопат? Ты ведь закончил у меня курс актерского мастерства.

КОСТЯ.  Да.

ЛЮТИКОВ.  Что, да?

КОСТЯ.  Закончил.

ЛЮТИКОВ.  Костя Белкин – один из лучших моих учеников. И чтобы доказать вам всем, какую чушь только что нес здесь товарищ следователь, завтра в десять тридцать утра я назначаю репетицию спектакля «Драма на болоте»! Вместо погибшего Кости будет репетировать Костя Белкин.

ЕРМОЛИНА.  Костя номер два.

ЛЮТИКОВ.  На что вы намекаете, Гликерия Ивановна?

ЕРМОЛИНА.  Я не намекаю, Владимир Иванович. Я высказываю свое мнение.

ГРАНАТОВА.  Ой, Владимир Иванович, может пока не надо репетировать-то.… Все-таки такая примета нехорошая!..

ЛЮТИКОВ.  Зинаида Семеновна! Здесь не детский сад и не богадельня!.. Валентина Кузьминична, выдайте Константину Белкину роль!

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Хорошо, Владимир Иванович. Только ни одной распечатки не осталось.

ЛЮТИКОВ.  Отдайте ему свой экземпляр.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  А я как? Мне же надо спектакль вести.

ЛЮТИКОВ.  Он перепишет и завтра вам вернет.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Ладно. (Косте.) Идемте со мной. Я дам вам пьесу. (Уходит вместе с Костей, который тащит за собой свой тяжелый чемодан.)

ЛЮТИКОВ (вслед им.)  Костя, я жду тебя на служебном! Поговорим о твоей роли! А вас, друзья, тех, кто занят в спектакле, я жду завтра на репетиции. Прошу без опозданий! До свидания!

Лютиков уходит. Некоторое время все молчат.

 ГРАНАТОВА.  Ну, вот… Репетицию назначил!.. А я думала – завтра свободный день. Собиралась на рынок съездить…

Все молчат.

 ГРАНАТОВА.  Ой, кошмар!.. А как же мы репетировать-то будем? А вдруг он опять… того… выстрелит?

ЕРМОЛИНА.  Непременно выстрелит.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Вполне вероятно.

БЕРЕДИЛИН.  Перестаньте!.. Что вы, в самом деле, как маленькие. Ясно же, что из деревянного пистолета никого не убьешь! Просто Костя так сыграл, так поверил в предлагаемые обстоятельства. По пьесе, в эту минуту он должен быть умереть – он и умер!

ГРАНАТОВА.  Ну, а кровь и рана – откуда?

БЕРЕДИЛИН.  Сила воображения! Полное отождествление с персонажем.

ПЕРЛОВ (вдруг.) Все! Решено!.. Подаю заявку на роль Кости и – пусть меня убьют!

БЕРЕДИЛИН.  У тебя не получится. Ты все время наигрываешь.

ПЕРЛОВ.  Я наигрываю?!… Да что ты понимаешь в театре! Я играю, а не наигрываю!.. Играю, понимаешь? Актер должен играть!

БЕРЕДИЛИН.  Ну, да. Ты и сыграешь, что ты умер, а умереть – не умрешь.

ПЕРЛОВ.  Я сыграю так, что умру!

БЕРЕДИЛИН.  У тебя не получится.

ПЕРЛОВ.  Ты хочешь сказать, что я —  плохой актер?

ГРАНАТОВА.  Мальчики, не будем сориться!

ПЕРЛОВ.  Нет, вы послушайте, он считает, что я – плохой актер! Ха-ха!

БЕРЕДИЛИН.  Я этого не говорил.

ПЕРЛОВ.  Но ты так думаешь! А публика, между прочим, меня любит.

БЕРЕДИЛИН.  Ну, это не показатель.

ПЕРЛОВ.  А что, по-твоему, показатель?

ГРАНАТОВА.  Да вы что, с ума, что ли сошли? Как с цепи сорвались. Прекратите сейчас же!

БЕРЕДИЛИН.  А мы и не начинали.

ПЕРЛОВ.  А я и начинать не собираюсь. Дам в лоб как следует, чтобы мозги на место встали – и все дела.

Перлов пытается поймать Бередилина. Тот прячется за Гранатову. Перлов пытается его достать. Гранатова визжит. Бередилин спасаясь, перебегает за Следователя, потом – за Ермолину. Тут Перлов его настигает.

 ПЕРЛОВ (трясет Бередилина за грудки.) В последний раз спрашиваю: я – плохой актер?

ЕРМОЛИНА.  Владислав Варламович, сейчас же прекратите!

ГРАНАТОВА.  Владик, я тебя в сумасшедший дом отправлю!

НИНА (неожиданно появляется.)  Владик!..

ПЕРЛОВ (роняет Бередилина.)  Нина!..

Нина подбегает к Бередилину, помогает ему подняться, Гранатова, Следователь и Ермолина помогают Нине.

 НИНА.  Аркадий Иваныч, простите его ради Бога! Не сердитесь, ладно? Вы же знаете, какой он…

БЕРЕДИЛИН.  Ничего-ничего, я – привык.. .

ПЕРЛОВ.  Нина, ты – вернулась! Ты не поехала на кладбище. (Обнимает Нину.) Дорогая моя!.. (Бередилину.) Аркадий, прости, я погорячился!.. И я тебя прощаю. Дай я тебя поцелую.

БЕРЕДИЛИН (прячется за женщин.)  Не надо.

ПЕРЛОВ.  Ну, как хочешь. Только ты не сердись на меня, хорошо? Я это от расстройства. Я думал, Нина меня бросила, а она – нет. Вернулась. (Снова обнимает Нину и поет под Козловского.)

 «Душе-е настало пробужде-е-нье…

И вот опять явилась ты-ы!..

Как мимоле-е-етное виденье,

Как гений чистой красоты-ы-ы.

Как ге-ений чистой кра-а-а-соты!»

Все аплодируют. Перлов раскланивается и посылает воздушные поцелуи.

 ПЕРЛОВ (снова обнимает Нину.) Мы снова вместе и опять душа поет!

НИНА.  Владик, ты не исправим.

ГРАНАТОВА. У меня идея. Пойдемте все ко мне в гримерную. Выпьем за помин души нашего бедного товарища по ремеслу.

ПЕРЛОВ.  Мы с Ниной – за! Да, Ниночка?

НИНА.  Конечно!

БЕРЕДИЛИН.  Я  — тоже, как всегда. А вы, Гликерия Ивановна?

ЕРМОЛИНА.  Как все – так и я.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  А я, к сожалению, должен идти. Прошу простить меня – дела. Рад был с вами познакомиться.

ГРАНАТОВА.  Мы тоже.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Жаль, что повод для знакомства оказался слишком печальным…

ЕРМОЛИНА.  Что поделаешь.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Простите меня. До свидания!

ВСЕ.  До свидания!

ЕРМОЛИНА.  Всего доброго!

ГРАНАТОВА.  Приходите к нам на спектакль.

СЛЕДОВАТЕЛЬ.  Благодарю. (Уходит.)

 Костя Белкин с чемоданом проходит через сцену.

 ГРАНАТОВА (окликает Костю.)  Ау, молодой человек, вас я тоже приглашаю.

КОСТЯ.  А? Куда?

ГРАНАТОВА.  Водку пить.

КОСТЯ.  Спасибо. Я…

ГРАНАТОВА.  А!.. Вы – не пьете!

КОСТЯ.  Да нет, почему же – я пью. Только…

ГРАНАТОВА.  Вы спешите. Потому что вам не терпится поскорее прочитать вашу роль.

КОСТЯ.  Да. И еще меня Владимир Иванович ждет на выходе.

ГРАНАТОВА.  А мы и Владимира Ивановича с собой возьмем. Друзья мои, все отправляйтесь ко мне в номер, там все приготовьте, а я пошла за Главным. Тоже надо человека приласкать. Девочки, рюмки-тарелки в столе, в самом низу.

Все уходят налево, в гримерную Гранатовой. Костя с чемоданом остается, а потом идет следом за Гранатовой.

 ГРАНАТОВА.  А вы что же? Все-таки не останетесь с нами?

КОСТЯ.  Да я бы остался. Собственно, мне уже некуда спешить, но Владимир Иванович сказал, чтобы я шел на служебный…

ГРАНАТОВА.  Владимир Иванович сейчас сам сюда придет. Я его приведу.

КОСТЯ.  А вдруг он не захочет?

ГРАНАТОВА.  Захочет. Но если вы сомневаетесь, — пойдемте вместе, Костя номер два. Только чемодан-то не таскайте за собой. Оставьте его пока здесь. Никто не возьмет.

КОСТЯ.  А вдруг Владимир Иванович…

ГРАНАТОВА.  Ну, как хотите.

КОСТЯ.  Он у меня не тяжелый. (С трудом поднимает свой чемодан.) Не очень тяжелый…

Уходят. Свет меняется. Тени в белых туниках проносят через сцену мертвое тело, подняв его над головами. На середине останавливаются, кладут покойного на пол и стоят над ним в скорбном молчании. Потом достают из складок одежды кубки. Покойный садится и тоже достает кубок. Все молча выпивают. Покойный ложится, его снова поднимают над головами, и процессия идет дальше и исчезает.

Гранатова, Лютиков и Костя с чемоданом проходят через сцену.

 ЛЮТИКОВ (Гранатовой.) Что вы меня уговариваете. Вы же видите, что я уже иду. Костя, ты роль у Валентины Кузьминичны взял?

КОСТЯ.  Да, Владимир Иванович.

ЛЮТИКОВ.  Хорошо. Дома внимательно прочитай роль, хорошенько вникни во все предлагаемые обстоятельства, сочини биографию персонажа. Завтра на репетиции мне расскажешь. Потом займемся выяснением действенной линии.

КОСТЯ.  Хорошо, Владимир Иванович.

Проходят.

Осторожно, озираясь по сторонам, выходит Степаныч. Он слегка навеселе. В руках у него бутылка пива, из которой он время от времени выпивает.

 СТЕПАНЫЧ.  Эй, есть тут кто-нибудь?.. Ау, вы где?.. Выходите, не бойтесь! Я все равно вас уже видел.… Попрятались. А я из-за вас чуть жены не лишился, а может, и лишился. Лена моя мне заявила, что ноги ее в театре больше не будет.… Теперь она тоже вместе с тещей будет сидеть на диване и смотреть в телевизор, в этот «ящик для дураков». А про театр она сказала, что и слышать не желает, и запретила мне произносить при ней даже слово «театр». Сказала, что у нее от этого слова сразу истерика начинается. Вот такие мои дела.… И все из-за вас, между прочим. Это вы специально появились, чтобы ее напугать, а сейчас попрятались и делаете вид, что вас нет. Но я не уйду отсюда до тех пор, пока вы снова не появитесь. Сяду вот здесь, и буду ждать.

Садится, прислонясь к порталу. Из гримерных доносится песня: «Степь, да степь кругом. Путь далек лежит…» Песня звучит тихо, задушевно. Ермолина выходит на сцену, стоит, смотрит в зал. Степаныч сначала принимает ее за привидение и затаивается, потом узнает.

 СТЕПАНЫЧ (тихо зовет.) Гликерия Ивановна!.. Это вы?

ЕРМОЛИНА.  Не совсем. Но кое-что от меня осталось.

СТЕПАНЫЧ.  Здравствуйте, Гликерия Ивановна!

ЕРМОЛИНА.  Здравствуй, Степаныч – друг театра. Что ты здесь делаешь? Пьешь пиво в полном одиночестве?

СТЕПАНЫЧ.  Да. И жду, когда появятся привидения.

ЕРМОЛИНА (помолчав). Обычно они по ночам дают свои представления.

СТЕПАНЫЧ.  Должно быть, что-то у них случилось. Они перепутали день с ночью. Сегодня я их видел днем. Во время панихиды.

ЕРМОЛИНА.  Что вы говорите?

СТЕПАНЫЧ.  Я привел сюда свою жену, рассказывал ей о театре, и, вдруг, они появились…

ЕРМОЛИНА.  Что они делали?

СТЕПАНЫЧ.  Женщина в черном читала монолог Катерины из «Грозы» Островского. Я сразу догадался, что из «Грозы», потому что мы ее в школе  проходили. Тут ошибки быть не может. А другие, в туниках, не знаю из какой пьесы, слушали ее и аплодировали.

ЕРМОЛИНА.  Должно быть, это была актриса Трепетова. Она блистала в этой роли на нашей сцене сто с лишним лет назад.

СТЕПАНЫЧ.  Не может быть!

ЕРМОЛИНА.  Почему?

СТЕПАНЫЧ.  Я видел саму Трепетову?!… Ну, да, это действительно была она. Точно. Я видел ее на фотографии в собрании сочинений Островского! Боже мой!.. Вот это да!.. Гликерия Ивановна, простите, я должен бежать и рассказать об этом Лене. Пусть она меня прогонит, но ведь она должна знать, что это было за привидение, которого она так испугалась.

ЕРМОЛИНА.  Конечно.

СТЕПАНЫЧ.  Невероятно!.. Но я это видел своими глазами, и пусть попробуют мне не поверить! (Убегает.)

ЕРМОЛИНА (задумчиво повторяет.)  Пусть попробуют не поверить…

Из-за кулис доносится задушевное пение известного романса: «Не пробуждай воспоминаний..»

 ЕРМОЛИНА.  Вот скоро и конец.… А кажется, что жизнь только началась. И ничего не было…, ни горя, ни радости…, а была только большая генеральная репетиция длиной в целую жизнь. И вот она закончилась. Завтра, наконец, премьера! Каким-то будет спектакль?.. «Если бы знать, если бы знать!»

Входит Валентина Кузьминична. Видит Ермолину. Некоторое время смотрит на нее, словно не узнавая, потом как-то робко и неуверенно подходит к ней.

 ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Ой!… Гликерия Ивановна, это вы?

ЕРМОЛИНА.  Кажется —  я, а что?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  А я вас не узнала. Думала, кто тут стоит. Богатой будете.

ЕРМОЛИНА.  Непременно буду.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  День сегодня тяжелый. Прямо еле на ногах стою – так устала. А где народ-то? Все ушли?

ЕРМОЛИНА.  Да нет, у Зиночки в гримерной. Слышите, поют?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  И пьют?

ЕРМОЛИНА.  И пьют.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Ой, безобразие!.. Ну, вот что с ними сделаешь, а?.. А завтра репетиция в десять утра… (Уходит в сторону, откуда доносится пение.)

 Вдруг меняется свет. Ветер врывается на сцену. Песня смолкает. Воцаряется мертвая тишина. Молча появляется АКТЁР. Белые фигуры призраков возникают в разных местах площадки и молча смотрят на Ермолину. Она их не замечает. Присаживается на стул, стоящий сбоку у портала. Кутается в свою кружевную шаль.

 ЕРМОЛИНА.  Ах, эти наши вечные сквозняки! Самое неуютное место в театре – это сцена. На семи ветрах. И больше всего тянет именно сюда!.. (Вдруг видит фигуры в белом.)  Кто вы?.. Ах, да!.. Вы пришли.

ХОР (тихо, едва слышно).  Мы пришли за тобой.

ЕРМОЛИНА.  Неужели пора, в самом деле?.. Мне кажется, я не готова.

ХОР.  Нет. Пора. Ты должна нам сыграть свою лучшую роль и вступить в наше братство вечных служителей сцены.

ЕРМОЛИНА.  Мою лучшую роль?.. Я уже так стара для нее.

ХОР.  Не имеет значения возраст земной там, где царствует вечность.

ЕРМОЛИНА.  Что ж, извольте!.. (Достает из сумочки какой-то пузырек.) Простите, если что-то не так. Я начинаю. (Выходит на середину площадки.)  Итак, мое имя – Джульетта, мне четырнадцать лет. Мне нужно умереть. На время умереть и быть похороненной, чтобы соединиться, наконец, с моим любимым. С моим Ромео. Для этого нужно всего лишь выпить содержимое вот этой склянки.  (Читает монолог Джульетты радостно, в предчувствии счастья, которое совсем близко.):

«Все прощайте.

Бог весть, когда мы встретимся опять.

Меня охватывает легкий холод, и ужас останавливает кровь.

Я позову их! Мне без них тоскливо.

Кормилица!.. Нет!.. Ей здесь дела нет.

Одна должна сыграть я эту сцену.

Где склянка? Вот. Что если это – яд?..

Ведь для монаха грозит разоблаченьем этот брак,

А если я умру, то не узнают,

 Что он меня с Ромео обвенчал.

Да, это так. Нет, это невозможно –

Он праведником слыл до этих пор.

Что если я очнусь до появленья Ромео?

Вот что может напугать!

Не задохнусь ли я тогда в гробнице без воздуха задолго до того,

Как он придет ко мне на избавленье?

А если и останусь я жива – смогу ль я целым сохранить рассудок

Средь царства смерти и полночной мглы,

Где спрятаны останки наших предков,

И труп Тибальда начинает гнить, едва зарытый в свежую могилу?

Гляди, гляди! Мне кажется, я вижу двоюродного брата!

Он бежит на поиски Ромео!

Он кричит, как смел, тот насадить его на шпагу!

Остановись, Тибальд!

Иду к тебе и за твое здоровье пью, Ромео!

 Выпивает содержимое склянки. Белые призраки тихо аплодируют.

 ХОР.  Хорошо ты читала. Теперь повторяй вслед за нами.

О, великая истина мира – Любовь!

ЕРМОЛИНА.  О, Любовь!

ХОР.  «Дай мне вечно,

Слов и дел святую чистоту блюсти».

ЕРМОЛИНА.  Слов и дел чистоту блюсти.

ХОР.  «И чтить законы, что в небесной выси

Из лона Правды самой взошли».

ЕРМОЛИНА.  И чтить законы, что в небесной выси из лона Правды взошли!

Белые тени кружат вокруг актрисы, незаметно облачая ее в белые одежды, и словно заклинание, звучат их негромкие голоса, отзываясь в пространстве многократным эхом. Звучит хор из трагедии Софокла «Царь Эдип».

 ХОР.  «Их край родной – ясный свет эфира

Олимп им отец; родил

Не смертного разум их

Не он в забвения мгле их схоронить властен!

Велик в них зиждущий бог

Они нетленны.

Они нетленны.

Они нетленны.

ЕРМОЛИНА (преображенная). Мне будет зиждущий бог оплотом  вечно.  

                      Не даст в бессилия мгле жалкою пасть смертью!

 Белые тени покидают сцену, навсегда увлекая за собой и актрису Ермолину Гликерию Ивановну. Выходит тетя Нюша с ведром и шваброй.

 ТЕТЯ НЮША.  Эй, кто тут?.. Никого. Ну, озорники!.. Ведь только что тут шумели и вот – все попрятались. Слышите вы меня?.. Хватит тут куролесить, домой пора, а мне уборку делать надо! (Прислушивается.) Ишь, делают вид, что их нет… Артисты! Ну, как дети малые, только бы поиграться…

Идет. Навстречу ей неожиданно вываливается  весёлая компания: Лютиков, Перлов, Бередилин, Костя Белкин, Валентина Кузьминична и Нина. Предводительствует Гранатова.   

 ГРАНАТОВА.  Все сюда! Все сюда! Это должно происходить здесь! Проходите, проходите! Становитесь полукругом!..

ЛЮТИКОВ.  Я раньше не замечал за вами склонности к режиссуре, Зинаида Семеновна!

БЕРЕДИЛИН.  Она этим занимается только в свободное от работы время.

ГРАНАТОВА.  Тетя Нюша, не уходите, присоединяйтесь к нам! Идите сюда, встаньте рядом со мной… (Тетя Нюша подходит.) Вот так. Я хочу сказать, друзья, что сегодня.… Подождите, а Гликерия Ивановна где?

Все оглядываются кругом и видят, что Гликерии Ивановны Ермолиной с ними нет.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Я ее видела здесь, на сцене.

БЕРЕДИЛИН. (Зовет.) Гликерия Ивановна!..

ВСЕ (тоже зовут на разные голоса). Гликерия Ивановна! Ау!

ТЕТЯ НЮША.  Раскричались. Нет ее здесь.

БЕРЕДИЛИН.  Я обещал проводить ее домой!.. Пойду, спрошу на служебном.

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Стойте, Аркадий Евгеньич! Это моя работа. Я сейчас все узнаю. (Уходит.)

БЕРЕДИЛИН.  Нехорошо получилось. Я и не заметил, как она вышла.

ГРАНАТОВА.  Да она уже, наверное, давно дома чаек попивает.

ПЕРЛОВ.  Пожалуй, и нам с Ниной пора в свой шалаш. Да, Ниночка? (Обнимает Нину, поет.) «Степь, да степь кругом…»

ЛЮТИКОВ.  В самом деле, пора расходиться, пора по домам. Завтра репетиция «Драмы на болоте».

ГРАНАТОВА.  Куда вы все вдруг заторопились? Подождите  минуту. Сейчас все вместе пойдем.

Входит Валентина Кузьминична. Все смотрят на нее, ждут, что она скажет. Валентина Кузьминична ничего не говорит.

 БЕРЕДИЛИН.  Ну, что?

ВАЛЕНТИНА КУЗЬМИНИЧНА.  Нет ее нигде. Вахтер говорит: из театра не выходила. Пальто ее на вешалке висит.

ПЕРЛОВ.  Ну, так значит она здесь, в театре. Не могла же она без пальто уйти. Зима на дворе все-таки. Да, Ниночка, я прав?

НИНА.  Ты у меня умница.

ТЕТЯ НЮША (таинственно).  А я вот тут слышала… Шум какой-то был на сцене. Так может, чего случилось опять?

ГРАНАТОВА.  Это мы шумели, тетя Нюша.

ТЕТЯ НЮША.  А-а!.. Ну, да, ну, да. Тогда понятно.

ЛЮТИКОВ.  Я думаю так: раз Гликерия Ивановна из театра не выходила, значит, она где-то здесь. Найдется.

ГРАНАТОВА.  Верно!.. Друзья мои, Гликерия Ивановна куда-то исчезла, но я думаю, что она где-то тут неподалеку и вскоре к нам присоединится. А потому я продолжаю. Прошу минуту молчания!.. Я не буду говорить о печальном, о том, что произошло у нас в последние дни. Я скажу о радостном. Жизнь продолжается, господа! Мы принимаем сегодня в наши ряды нового товарища. Молодого артиста Костю Белкина!

Все хлопают в ладоши. Костя смущенно кланяется.

ГРАНАТОВА.  Костя, встаньте на ваш чемодан! Пусть он послужит вам пьедесталом! Вставайте, не стесняйтесь!

 Костя послушно встает на чемодан. Ему снова все аплодируют. Перлов ударяет по струнам гитары. На Костю надевают венок из бумажных цветов. Гранатова набрасывает ему на плечо свою шаль. Нина и Валентина Кузьминична осыпают его лепестками, нарезанными из розовой бумаги.    

 ПЕРЛОВ.  Слава! Слава! Косте Белкину – слава!

ВСЕ.  Слава! Слава! Косте нашему слава!

ПЕРЛОВ (запевает). «Призрачно все в этом мире бушующем!»

ВСЕ.  «Есть только миг – за него и держись…»

 Невидимый духовой оркестр подхватывает песню, грохочет. Костю Белкина поднимают на плечи и проносят по сцене с криками «браво», «бис», «ура»…И ликующая, поющая, танцующая процессия покидает сцену, унося за собой и Костин тяжелый чемодан. Внезапно наступает мертвая тишина.

Из тишины рождается прекрасная музыка.

Одинокая белая тень появляется в глубине  сцены.  Она идет к нам. За ней возникают другие тени и движутся за ней следом. Но уже закрывается занавес и наступает темнота.

 КОНЕЦ.

 26 сентября 2001г.

Мигунова Раиса Лаврентьевна

ramigunova@yandex.ru

ВНИМАНИЕ! ПУБЛИЧНОЕ ИСПОЛНЕНИЕ ТОЛЬКО С ПИСЬМЕННОГО СОГЛАСИЯ АВТОРА.

ЛЮБЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В ТЕКСТЕ ТОЛЬКО С ПИСЬМЕННОГО СОГЛАСИЯ АВТОРА.